не был известен. В декабре 1991 года в Москву приехала знаменитая немецкая рок-группа «Scorpions», и пригласивший их Стас Намин позвонил германисту Карагезьяну, чтобы передать просьбу лидера группы Рудольфа Шенкера: они хотели бы спеть Горбачеву посвященную ему песню «Ветер перемен» (Wind of Chang). Карагезьян ответил, что это скорее всего не удастся только что было заключено известное соглашение в Беловежской пуще, рухнул Советский Союз, а с ним власть Горбачева.
Тем не менее Карагезьян позвонил Михаилу Сергеевичу, и тот неожиданно пригласил «скорпионов» в Кремль, в один из небольших залов Сенатского дворца, где до 25 декабря за ним оставался президентский кабинет. 14 декабря, когда любой другой на месте Горбачева лежал бы в депрессии зубами к стенке, Шенкер, сев с гитарой на подоконник, исполнил свой Wind of Chang все еще президенту СССР и Раисе Максимовне все были страшно довольны и счастливы.
Село Привольное во время экспедиции сюда Ставропольского краеведческого музея в 2006 году. В конце улицы бугор «Горбачи» он давно распахан и засеян, и дом, в котором родился Горбачев, не сохранился
2006
[Ставропольский государственный краеведческий музей]
Я попросил Карагезьяна уточнить: Горбачев так молодецки держался, делал хорошую мину при плохой игре? Нет, сказал собеседник, подумав, он просто вообще был такой не зацикливался на плохом. Если бы существовал антоним диагнозу «депрессивная личность», вот это было бы оно. Не то чтобы жизнерадостный дурачок, но человек неунывающий. Вот это откуда?
В село Привольное, где родился и вырос Горбачев, из Ставрополя я не поехал: зная об известном всякому журналисту эффекте заезженной пластинки, не хотел портить впечатление от отчета о предпринятой летом 2006 года трехнедельной экспедиции в это село команды из областного краеведческого музея под руководством научной сотрудницы Татьяны Ганиной. На этот документ, наряду с воспоминаниями Горбачева о детстве и юности, мы и будем опираться.
Позднейшая фотография дома, в котором вырос будущий глава СССР
Ставропольский край, с. Привольное, 1960-е
[Архив Горбачев-Фонда]
У жителей Привольного было в обычае жениться перекрестно: москали на хохлушках, а хохлы на москальках, но женихам на почве этих ухаживаний полагалось биться на кулаках на льду речки Егорлык. Горбачевы, они же Горбачи, дрались неохотно брали умом. Они пришли в эту степь откуда-то со стороны Воронежа, их было много, целый бугор в Привольном так и назывался: Горбачевщина. Зато хохлы Гопкало, из которых отец Горбачева Сергей Андреевич взял себе в жены Марию Пантелеевну, были «повидней».
Жители села любили петь песни «плакать», а наплакавшись, переходили на частушки. Горазд на них был и будущий президент СССР, которому отец, уходя на войну, купил балалайку, но строгая мама Мария Пантелеевна за матюги стегала его ремнем. После деккупации присланная женщина, назначенная председателем колхоза, запретила петь по ночам, чтобы не будить доярок, но в колхозе на этой почве случилось целое восстание запрет был отменен.
Дом, в котором рос Горбачев, не сохранился, хотя сотрудники музея по рассказам жителей восстановили его место на давно распаханном бугре. Нашли и заброшенный колодец, откуда будущий генсек таскал зараз по четыре ведра: два на коромысле и два в руках.
Первое яркое воспоминание Горбачева в 1934 году тогда ему было три года лягушки, которых от бескормицы варил в котле его дед по отцу Андрей, и они всплывали, сваренные, белыми брюшками вверх. Он не рассказал, ел он их или нет, но понятно, что ему было их жалко: только что весело прыгали, может быть, он сам и помогал их ловить и вот уже «белыми брюшками вверх». Вряд ли Горбачев вспоминал этих лягушек, когда вел переговоры о ядерном разоружении с президентом США Рональдом Рейганом, но мы вправе допустить, что как-то они и до Рейкьявика в 1986 году тоже допрыгали и какой-то эффект на мировое разоружение произвели.
Деда Андрея в том же 1934 году арестовали он был противником коллективизации и отправили на лесоповал, откуда через два года он вернулся с грамотами. Второй дед Пантелей Гопкало вступив в ВКП(б) в 1928 году, стал, напротив, председателем колхоза, а затем заведовал районным земельным отделом и переехал, видимо, на казенную квартиру в село Молотовское. Там, у деда с бабкой, Миша любил гостить, но в 1937-м Пантелея тоже арестовали как троцкиста. Он пробыл в тюрьме 14 месяцев, но вины не признал и вернулся к дочери в Привольное. Первым делом он собрал семью и рассказал, как ему ломали руку дверью, а внук, которому в ту пору было около девяти, внимательно слушал и запомнил этот рассказ «с печки». Дед его потом ни разу не повторял он говорил, что «советская власть спасла нас, дав землю».
Горбачев пишет, что от расстрела, уже назначенного тройкой, деда Пантелея спас помощник прокурора, который вник в дело и переквалифицировал статью с политической на общеуголовную, и того отпустили. Фамилию этого человека Горбачев нигде не указывает, но в одном месте говорит, что именно ему, в числе других соображений, он обязан идеей поступать на юридический факультет. А в интервью моей приятельнице Валентине Лезвиной, опубликованном в «Ставропольской правде» к его 80-летию 2 марта 2011 года, Горбачев вспоминает, что, пока дед не вернулся реабилитированным, другие дети в селе с ним не играли и старались не разговаривать.