Опытный глаз старого политикана Хараева сразу определил, что руководители СКНК затеяли игру, хорошо подготовленную не без участия Петцета и Менде.
Я очень рад, что здесь все свои, сказал профессор, можно вести откровенный разговор.
Мы хотели бы попасть к господину имперскому министру, обратился Хараев к Менде.
Вы просите о том, что почти невозможно, уважаемый господин Хараев, ответил Менде.
Не скажете ли, почему именно, господин профессор? задал вопрос Тарлан.
Альфред Розенберг по поручению рейхсканцлера занимается разработкой программы по освоению наших восточных областей и никого не принимает, повысил голос профессор.
Умно́! с ядовитой усмешкой заметил невыдержанный и самолюбивый Тарлан.
Господин Тарлан, я уважаю вас, но ваш тон мне не совсем ясен.
Я кавказец, господин Менде, и приехал сюда в дни, когда решается судьба моей родины.
Очень приятно, что вы сочувствуете своей родине.
Я не только сочувствую, но и готов принять участие в решении ее судьбы.
Говорите конкретнее.
Что господин имперский министр думает о порядке управления моим краем?
Пока рано об этом. Но мы, когда
придет время, воздадим должное всем тем, кто внес вклад в его освобождение.
По-моему, здесь нет такого человека, который не имеет заслуг в этом деле, заметил Хараев.
Все будет учтено, дорогой земляк, вмешался в разговор молчавший до сих пор Насур.
Это был явный намек на провал, который произошел в 1937 году в Анкаре по вине Хараева.
Хараев и Тарлан поняли, что руководители СКНК добиваются полной их изоляции. В этом немаловажную роль сыграл, по их мнению, и Карим, имеющий благодаря связям своей жены-немки непосредственный доступ к Розенбергу. Так что теперь оставалось прибегнуть к последней мере...
Герр обер-лейтенант, послышался в трубке хриплый голос, есть важное сообщение.
Кто говорит?
Хараев. Могу ли я сейчас повидаться с вами?
Нельзя ли отложить наше свидание до завтра?
Завтра будет поздно.
Петцет, бросив телефонную трубку, зло выругался. «Старая лиса, подумал он, наверно, опять будет просить устроить для него прием у Канариса».
Когда Петцет вошел в номер отеля, Хараев и Тарлан играли в преферанс. Эмигранты, завидев офицера абвера, встали.
В чем дело, господа? строго спросил Петцет.
Хотя вы избегаете нас, но мы горим желанием помочь «третьей империи», ответил Хараев.
Ближе к делу.
Под носом «Аусланд-Абвера» работает русский разведчик. Мы знаем его координаты, с большими паузами между словами проговорил Хараев.
Вы что, господа, шутить соизволили?
Это вам и глубокоуважаемому профессору фон Менде дозволено шутить, вставил Тарлан. Мы из другой касты.
Машины и солдаты абвера в нашем распоряжении, заключил Петцет, подняв трубку телефона.
На стук вышел Гофрих.
Этот? спросил Петцет.
Нет, ответил Хараев.
Петцет оттолкнул рукой хозяина дома и в тоне приказа сказал Хараеву:
Пройдемте в эти апартаменты.
Кто, кроме вас, проживает здесь? уставился на Гофриха Петцет, войдя в квартиру.
Моя жена. Она здесь. Эльза, войди сюда.
Кто еще? спросил офицер абвера, когда вошла жена Гофриха.
Больше никого в этом доме нет.
Ваша фамилия?
Гофрих.
А кто такой Швайберг?
Фотограф. Он снимал у меня комнату.
Где он?
Уехал.
Когда?
Месяц назад.
Куда уехал?
Не знаю. Наверное, туда, где больше платят за фотографии, пожал плечами Гофрих.
Какие вы можете представить доказательства, что говорите правду, что Швайберг действительно уехал месяц назад?
Абсолютно никаких доказательств, развел руками Гофрих, кроме того, что дней десять назад я получил от Швайберга письмо из Праги.
Где это письмо?
Гофрих замялся.
Да вот... Ах, где же оно? Эльза, ты не помнишь?
Вечно я должна помнить, куда ты деваешь свои бумаги, недовольно сказала Эльза.
Иди, ищи! прикрикнул Гофрих. Посмотри во всех столах и во всех карманах моих костюмов.
Эльза вышла в соседнюю комнату. Петцет вплотную приблизился к Гофриху.
Врешь, собака! Никакого письма у тебя нет.
Этот большевистский агент вчера вошел в твой дом, добавил Хараев с надменной улыбкой.
И тут вошла Эльза. В руках у нее был конверт.
Вот, нашла, небрежно обратилась она к своему мужу. Это письмо валялось под сервантом. Скажи спасибо, что я его не выбросила.
Петцет бесцеремонно выхватил конверт из рук Эльзы и извлек из него исписанный лист.
«Дорогой Гофрих! начал вслух офицер абвера. Пишу из Праги. Если здесь не устроюсь как следует, наверное, вернусь в Берлин. К тебе большая просьба сохрани мой цейсовский объектив. Я забыл его взять...»
Петцет не стал читать дальше. Он только взглянул на конверт. На нем стоял штамп десятидневной давности...
Обер-лейтенант повернулся к Хараеву:
Вы идиот! В буквальном смысле. По
поводу своих галлюцинаций вам следует обратиться в психиатрическую больницу.
Господин Петцет, вас вводят в заблуждение. Будьте осторожны с гостями, прибывшими в Берлин по заданию «Интеллидженс Сикрет Сервиса». Хараев и Тарлан имеют цель навести тень на вашего друга Шерикбея...
Кто говорит? спросил Петцет. Однако ответа не последовало...
Когда ты думаешь возвратить мне деньги?