Встречи с Роггльсом стали для нее необходимы. Под влиянием вспыхнувшего и захватившего ее чувства Машенька потянулась к Роггльсу, как тянется вишневое деревце к солнцу своим первым, нежным цветением.
Со дня их последней встречи прошло два дня. Бывают же такие длинные, бесконечные дни!
В институте начались зачеты,
Машеньке нужно было сдавать три предмета. Историю Англии она сдала, времени на подготовку к лексике оставалось много, да и давался ей язык легко, без зубрежки и напряжения.
Взволнованная, полная нетерпения, Машенька не могла без остатка заполнить день. Сколько она ни придумывала себе дела, а работы по дому было много, она не могла заполнить нескончаемые часы, остающиеся до встречи с Роггльсом.
Уходил день, томительный и тоскливый, приходила еще более мучительная ночь. Уже лежа в кровати, Машенька долго читала, совершенно не понимая прочитанного, так как мыслями была далеко. Затем гасила лампу и лежала с закрытыми глазами, лежала столько, сколько хватало сил, но сон не шел. Тогда она открывала глаза, и перед ней на стене, в раме оконного переплета, вставал отблеск города и легкий кружевной силуэт занавески. Рисунок гардинного тюля в этом призрачном свете ночи, отраженный на стене, казался ей картой бесконечных странствий. Возбужденная, неудержимо фантазирующая, она шла по этой карте, как бывало в детстве, в неведомые страны, только в детстве она путешествовала одна, а теперь
Машенька произносит его имя едва шевеля губами, затем ей хочется услышать, как звучит оно наедине с ней, и она говорит его вслух. Потом она ищет ласкательное, произносит его и смущается так, словно кто-то подслушал ее в этой маленькой комнате на девятнадцатом этаже раскинувшего крылья дома, похожего на огромную окаменевшую на взлете птицу.
Уже под утро девушка забывается коротким, освежающим сном, и снова начинается день, бесконечный, полный тревожного и в то же время сладостного ожидания встречи.
Андрей Дмитриевич замечает перемену, происшедшую с дочерью. Он не спрашивает Машеньку, что с ней, в мать она, такая же застенчивая, и терпеливо ждет, пока она сама не расскажет о своем чувстве.
Секретарь партбюро института, где он работает, Анастасия Григорьевна Шубина старый друг семьи Крыловых, да и не только Крыловых. Маленькая седая женщина с близоруко прищуренными, удивительно добрыми глазами и теплой улыбкой, Мать, как звали ее в институте, была душой всего коллектива. Кому, как не ей, знать, что происходит с его дочерью, она вырастила троих детей, вывела их в люди.
Анастасия Григорьевна выслушала Крылова и понимающе улыбнулась.
Стареем, Андрей Дмитриевич, стареем, мягко говорит она, давно ли я Машеньку устраивала в детский сад, а вот поди ж ты, девушка. Такая, если полюбит, навек! Я тебя, Андрей Дмитриевич, понимаю, неспокойно на отцовском сердце, да что поделаешь? Чтобы узнать меру своей силы, надо выходить в жизнь, и неудачи испытывать и всякие горести. Не бойся, она у тебя не штапельная барышня, у нее хорошая гордость есть и силы у нее достаточно. Человек-то он хоть достойный?
Не знаю. Сама не говорит, видно, время еще не пришло, а спрашивать я не хочу.
Так в семье Крыловых поселилось что-то новое, и Андрей Дмитриевич и Маша носили это новое бережно, точно полную до краев чашу, боясь расплескать.
Машенька смотрела в окно на расстилающуюся перед ней Москву, Кремль, островерхие шпили высотных зданий, спокойную излучину набережной, легкие виадуки мостов в светлой дымке утреннего тумана, позолоченного лучами раннего солнца.
Открывавшуюся перед ней панораму города она видела не впервые, но ей казалось, что такой, как сегодня, она Москву еще не видела никогда. Облик города менялся во все времена года в разные часы дня; то строгий и спокойный, то сверкающий на солнце, то залитый вечерними огнями, он был точно щедрая горсть самоцветов. Но сегодня, в легкой дымке тумана, словно сотканный из тонких солнечных нитей, город казался ей неповторимым и необыкновенным.
После телефонного звонка, открыв на стук дверь, она увидела альпийские фиалки и темно-красную персидскую сирень; корзину цветов принес шофер.
Цветы не удивили девушку, они были так естественны в ее состоянии подъема и счастья. Она приняла их как должное, поставила у себя в комнате, быстро накинула шубку, надела вязаную шапочку и, захлопнув дверь квартиры, вышла.
Всегда, вызывая лифт к себе на девятнадцатый этаж, она вспоминала присказку: «Встань передо мной, как лист перед травой!» Лифт действительно мгновенно взлетал и замирал перед ней, как в сказке. Но сегодня он поднимается мучительно медленно. Она слышит, как, пробегая по этажам, щелкают его контакты, и кажется ей, что ожиданию не будет конца.
Наконец-то! Сердце на мгновение замирает. Маша проваливается вниз, и вот она уже в вестибюле. Выйдя на улицу, чтобы немного унять сильно бьющееся сердце,
Маша умышленно замедляет шаг. Увидав ее еще издали, Роггльс идет навстречу, помогает ей сесть в машину и заботливо поправляет смявшееся пальто. Слыша тонкий запах его незнакомых духов, девушка, не скрывая своего удивления, рассматривает золотой перстень-печатку на его пальце кольцо на мужской руке!