Нет, у него не было врагов. Пеннек помолчал, потом продолжил: Насколько мне известно. Да и откуда им взяться? У него редко бывали разногласия с людьми, я имею в виду серьезные разногласия. Враждовал он только со своим сводным братом, Андре Пеннеком. Он успешный политик, сделавший на этой ниве неплохую карьеру на юге. Но я почти незнаком с дядей.
Он снова помолчал.
Он почти ничего не рассказывал нам о своих чувствах. Я имею в виду отца. У нас с ним были очень хорошие отношения, но он мало говорил о себе. Так что я не знаю историю их отношений.
Может быть, ее знает кто-то еще?
Не знаю, рассказывал ли ее отец вообще кому-нибудь. Может быть, Делону. Может быть, ее знает жена Андре Пеннека. Его третья жена, которая намного моложе его. В последние двадцать, а то и тридцать лет отец практически не общался со своим сводным братом. Андре Пеннек на двадцать два года моложе отца.
У вашего деда была внебрачная связь?
Да, у него была связь с молодой француженкой с юга. Это было в начале тридцатых. Связь эта продолжалась недолго.
Но все же она не была и мимолетной, она продолжалась больше двух лет, поправила мужа Катрин Пеннек.
Он укоризненно взглянул на жену.
Все было, как всегда, банально. Женщина забеременела и вернулась домой, на юг, к своей семье. Мой дед не часто виделся со своим внебрачным сыном. Он умер, когда Андре было около двадцати лет. Я вообще не думаю, что кто-то знает эту историю во всех подробностях, кроме, разумеется, самого Андре.
Дюпен старательно записывал все, что рассказывал Луак Пеннек.
Фраган Делон действительно был близким другом вашего отца?
Да, они были старыми друзьями. Дружили с детства. Старик Делон очень замкнутый и необщительный человек. Он тоже давно остался один. Его жизнь нельзя назвать счастливой.
Надо поговорить с Делоном, подумал Дюпен. Эта мысль пришла ему в голову уже после разговора с мадам Лажу.
Вы сами хорошо знакомы с Фраганом Делоном?
Нет, не особенно.
Вы знакомы с завещанием вашего отца?
Вопрос был задан неожиданно, без всякого перехода. По лицу Пеннека скользнуло легкое раздражение.
Вы имеете в виду документ? Нет, не знаком.
Вы никогда не говорили с отцом на эту тему?
Разумеется, говорили. Но самого завещания я не видел. Отец хотел, чтобы я унаследовал отель, и мы часто об этом говорили уже много лет.
Я рад это слышать. Это великолепный отель и очень известный.
Да, но это величайшая ответственность. Управлять таким отелем нелегко. Отец управлял им тридцать шесть лет. Он вступил в права наследования в возрасте двадцати восьми лет. Отель основала в 1879 году моя прабабушка Мари-Жанна. Но вы это, без сомнения, знаете.
Она была истинной дочерью рода Пеннеков, она умела прозревать будущее. Она понимала, что грядет эпоха туризма. И естественно, эпоха художников. Она знала их всех, всех до одного. Ее похоронили в одной могиле с Робертом Уайли, американским художником. Это что-то да значит. Голос мадам Пеннек дрожал от гордости.
У Дюпена появилось нехорошее предчувствие, что сейчас ему снова придется от начала до конца выслушать историю отеля «Сентраль» и «Школы Понт-Авена». Любой бретонский школьник разбуди его среди ночи мог наизусть рассказать историю отеля и художественной школы. Мари-Жанна Пеннек действительно сумела разгадать знамение времени: изобретение «летних дач», появление моды на приморский отдых с обязательными пляжами, солнечными ваннами и купанием. Поняв это, она открыла на муниципальной площади деревни простенькую гостиницу. Роберт Уайли был первым приехавшим сюда художником. Собственно, он приехал в Понт-Авен еще в 1864 году, а потом за ним потянулись его друзья, очарованные местной «совершенной идиллией». Сюда приехали
ирландцы, голландцы, скандинавы, потом швейцарцы, и только десятилетием позже появились здесь и французские художники. Тем не менее местные жители называли всех обитателей этой колонии «американцами». В 1886 году сюда приехал Гоген; из колонии художников возникла «Школа Понт-Авена», где родилась новая, радикальная живопись.
Естественно, в Бретани вообще и в Понт-Авене было многое, что привлекало сюда художников. Они ехали сюда, в древнюю страну кельтов, в Арморику, «страну моря», как называли ее галлы. Волшебные ландшафты, немые свидетели таинственной эпохи эпохи менгиров и дольменов, времен страны друидов, легенд и величественного эпоса. Они приезжали и потому, что Моне уже облюбовал это место и, расположившись на Иль-де-Круа, острове, который невооруженным глазом виден от устья Авена, писал поразительные пейзажи. Возможно, они бежали от цивилизации, чтобы обрести исконную простоту, нечто универсальное, истинное, то, что заключалось в крестьянских обычаях и старинных празднествах. Их привлекала также непобедимая тяга бретонцев ко всему чудесному и мистическому. Это были главные причины, но несомненно, что огромную роль в этом сыграли хозяйки обеих гостиниц Жюли Гийу и Мари-Жанна Пеннек своим беззаветным и бескорыстным гостеприимством. Обе видели свою задачу в том, чтобы сделать «величайшую мастерскую под открытым небом» насколько возможно более уютной и комфортной.