Да будет вам, чего вы расшумелись! примирительно пробасил Брежнев. Андропов прав, Михал Андреич, совещание действительно было, я сам его созвал. А ты в ту пору в Горьком выступал, на партконференции областной забыл?
Допустим, тонкие губы Суслова сжались еще плотнее, образовав щель как две капли воды похожую на ту, в которую в метро опускают пятаки. Но теперь-то я в Москве и хотел бы все-таки услышать, что же, собственно, произошло в Чили? Почему мы дали рухнуть правительству Альенде, в которое вложили силы и затратили средства партии?
Брежнев взглянул на Гречко. Министр обороны мотнул головой так стареющая лошадь отмахивается от назойливого овода, мешающего ей спокойно греться на солнышке. Андропов знал, что генсека с министром обороны связывает старая дружба, которая, как ни странно, была даже выше интриг партаппарата. Шефу КГБ было доподлинно известно, что два стареющих фронтовика, оставаясь наедине, могли часами разбирать причины минского окружения 1941 года. Причем Брежнев главным виновником считал Сталина, а Гречко начальника генштаба Шапошникова. Кроме того, у Гречко был рак печени, и он уже мог позволить себе все что угодно, даже препирательства с всесильным Сусловым злопамятным, как скорпион.
Генсек вперил тяжелый, насупленный взор в Андропова и едва заметно кивнул. Председатель КГБ встал и огладил полы темного пиджака.
Информация, о которой только что упомянул Леонид Ильич, носит в основном сугубо секретный характер, и я ее могу огласить при всех только с разрешения генерального секретаря. Суть же заключается в следующем: мы располагали агентурными данными о том, что покойный Сальвадор Альенде имел в последние несколько месяцев тесные контакты с резидентурой ЦРУ в Чили. Их содержание состояло в следующем: Альенде получил от администрации США предложение разорвать все связи с нами в обмен на снятие экономической блокады и стабилизацию социально-политической обстановки в стране
И Альенде согласился?.. на сей раз вопрос Суслова прозвучал очень тихо.
Да, Михаил Андреевич, согласился, так же тихо ответил Андропов. Мы располагаем записью этой беседы. И потому я могу с уверенностью добавить: согласился охотно. Мне трудно судить, в чем именно заключались причины столь резкой политической переориентации. Это, скорее, уже ваша епархия
Гречко демонстративно хмыкнул.
Таким образом, это мы Суслов снял очки и подслеповато уставился на Брежнева. Мы способствовали приходу к власти Пиночета?
Брежнев кивнул и издал какой-то звук, отдаленно напоминающий хрюканье.
Но это же бред! завизжал Суслов. Что мы выиграли?
Часть первая
1 Москва. Редакция комсомольской газеты
В день, когда наш редактор вернулся из США, этого оказалось вполне достаточно, чтобы размеренный ритм жизни коллектива на несколько часов безнадежно сбился. Это сейчас из постперестроечной
России, громоздящейся на торосистых обломках СССР, граждане летают в Хьюстон, Манилу или Тель-Авив так же запросто, как из Москвы в Минводы. Тогда же любая поездка в Америку знакомого, а тем более коллеги и ровесника, приравнивалась к посещению Марса.
Надо сказать, что все мы, выросшие в спартанском мире пионерлагерей, первичных комсомольских организаций факультетов и редких, как зубцы бабушкиной гребенки, туристских поездок в Болгарию или Польшу, были безнадежно (тогда нам казалось, что и безответно) влюблены в Америку и, наверно, знали об этой полумифической стране, ее культуре, традициях и успехах в каком-то отношении больше, чем сами американцы. Вот почему наша редакция, где работали в основном совсем еще молодые люди, с адреналином в крови ждала возвращения «шефа». Но особенно томительно тянулось время для меня. Дело в том, что редактор был не только моим коллегой, в свое время сокурсником по факультету журналистики, но и, простите за выспренность, интимным другом.
Такая вот ляпа, как говорит одна моя старая приятельница!
Шеф, засевший у себя с утра и принимавший только членов редколлегии, смотрелся совершенно потрясающе. Когда он, упакованный в новенький темносиний костюм с двумя шлицами, какую-то необычную белую сорочку и галстук, отдаленно напоминающий американский флаг, гордо прошествовал по коридору прямиком в свой кабинет, все редакционные бабы просто обмерли. Из-под крахмального манжета выглядывал массивный браслет золоченых часов, в тонких пальцах дымилась вожделенная «Marlboro», на губах витала ироничная улыбка Дастина Хофмана словом, выглядел наш двадцативосьмилетний шеф-выдвиженец, выпускник МГУ, один из лучших слушателей ВПШ и свежеиспеченный аспирант Академии общественных наук при ЦК КПСС, как только что отчеканенная серебряная монета достоинством в один доллар США.
Часов в девять вечера он приехал ко мне. После пылкого обмена сексуальными играми, сотрясавшими стены из блочного бетона под стереотипный рефрен «Как мне тебя не хватало!», мы лежали на моей девичьей тахте, покуривая его «Marlboro». Я взглянула на подарок шефа элегантные настольные часы с электронным табло. До одиннадцати, когда мой друг обычно начинал собираться (совещания в ЦК ВЛКСМ для жен, естественно, завершались, как правило, к этому времени), оставалось около получаса. Меня разбирало любопытство и чисто женское, и профессиональное. Кроме того (коллеги-женщины прекрасно поймут меня), нет на свете более удачного места для интервью самовлюбленного мужика, чем постель, на которой он временно приземлился.