Не знаю, отомстить, наверное. Я ведь с ним действительно пристрастно
работал
Комиссар сломал в пепельнице сигарету и сказал:
Ты, Стас, хороший оперативник. Но до шефа твоего Шарапова тебе еще далеко.
Я усмехнулся:
Кто бы спорить стал, а я
Комиссар, не слушая меня, спросил:
Кто с Батоном работал?
Я и Савельев, руководил Шарапов. Задержание произвел Савельев.
А ты не подумал, почему же он именно на тебя жалобу пригнал?
Трудно сказать. Счеты-то у нас с ним старые
Эх ты! Между прочим, у Шарапова тоже с ним счеты не новые. А я вот сразу понял: Батон тебя боится. Именно тебя, и потому в жалобе пережал акцент, настаивая на отстранении тебя от расследования. Тем более что ты предоставил ему эту возможность, не доказав его вины. Но смотри, Стас, если выяснится в конце концов, что боялся он зря Справку по делу подготовили?
Так точно.
Оставь мне, я потом почитаю. Она мне еще для прокурора понадобится. Ты все понял?
Все.
Ты свободен, а ты, Владимир Иванович, задержись на минутку.
Затрещал звонок циркулярной связи, и из селектора раздался голос:
Товарищ комиссар, в Бескудникове снова три карманные кражи
Я вышел и неслышно притворил за собой дверь.
Я окончил перепечатывать выписки из дела атамана Семенова, вытащил закладку из каретки, разложил листы по экземплярам: один в дело, второй в «наблюдательное производство», третий для сведения начальства и сказал Савельеву:
Слушай, а чем я буду заниматься, если меня из МУРа выставят? Я ведь и делать-то ничего не умею. Вот разве на машинке стучать. Но такой мужской специальности не существует, даже названия нет.
Есть. Ремингтонист называется, утешил Сашка.
Ну слава Богу, пойду в ремингтонисты.
Тут наконец пришел от комиссара Шарапов. Он добродушно ухмылялся, и было заметно, что настроение у него явно улучшилось.
Ну что, готовы к смерти или к бессмертной славе?
Владимир Иванович, пора подумать о спасении души, тут же влез Сашка. А то я все больше убеждаюсь, что возмездие слепо и по своим кривым дорогам приходит к совсем неповинным людям. Аналогичный случай произошел со мной в детстве. У нас в подъезде лестница шла колодцем, поэтому все пацаны забирались на четвертый этаж и пускали вниз бумажных голубей. Однажды я так увлекся этим занятием, что сильно перегнулся через перила и, естественно, полетел вниз. Ну по всем законам, конечно, я должен был разбиться в лепешку. Но на страже моих интересов стояло возмездие, обращенное к совсем неповинным людям. Дело в том, что внизу у нас была фанерная сторожка, в которой проживала дворничиха, и в то самое мгновение, как я летел вниз сизым соколом, принимала она у себя в гостях своего постоянного ухажера постового милиционера. Чай они в это время из самоварчика кушали. Натурально пробил я им фанерную крышу, как топором, и упал на стол. У дворничихи от испуга стенокардия, у милиционера сильные ожоги от самовара, у меня мелкие порезы от стаканчиков.
У милиционера нервы были хорошие, сказал Шарапов. Тихонов на его месте от волнения тебя бы застрелил. Что, Стас, как чувствуешь себя сейчас?
Противно. Я вот сколько раз допрашивал людей и не догадывался, что это очень неприятно оправдываться.
Шарапов засмеялся:
Коты от удовольствия крутят хвостами. Это, правда, не значит, что, если им крутить хвосты, они получат удовольствие. Ну ладно, что собираетесь делать теперь?
Перво-наперво поищем, откуда у Сытникова доллары взялись, сказал я. Если он их по легальным каналам получил, тут мосточек может оказаться к Фаусто этому таинственному.
Глава 22 Нервная система вора Лехи Дедушкина
Не стал я доставать ужин из холодильника, а взял только банку маринованных яблок, из плаща плоскую свою бутылку водки, отнес в ванную и составил все на маленькой табуреточке. Налил до краев ванну теплой водой, быстро разделся, и рубашка моя, издряпанная в крови и брызгах блевотины, вызывала во мне острое, невыносимое отвращение. Бросил
ее на пол и подумал, что другой-то нету. И нет денег, чтобы купить другую. Влез в теплую воду.
И хотя голова болела ужасно, я принял решение твердое и окончательное: сегодня же выйти на дело.
Подремал немного, и тишина меня не успокаивала, еле слышное шуршание отопительного регистра взвинчивало и без того напряженные нервы. Все во мне тряслось, и повторял я все время: подождите, я вам еще покажу! Хотя и сам толком не знал, кому грозился, потому что, прежде чем доехал до дома, я уже знал, что смасть, которую мне налепил сегодня Бакума, останется без ответа. Не пойду я его резать что мне, жизнь надоела? В наши дни нацепить на себя мокрое дело по дурацкому воровскому толковищу нет уж, дудки! Ладно, похожу пока с битой мордой, а там поглядим, даст Бог сочтемся. И не знает дурак Бакума, что ходить ему на свободе ровно столько же, сколько и мне. На чем бы и когда бы меня теперь ни взяли, сразу же заложу и его. Скажу, что он все время со мной в доле работал. И посмотрим, дорогой передовик и ударник производства: поверят тебе твои легавые товарищи?
Достал с табурета бутылку, сковырнул фольговую пробку и вспомнил, что не взял стакана. Из горлышка пить не хотелось, а вылезать из воды еще больше. Взял с полочки пластмассовый стаканчик из-под зубных щеток, сполоснул его, наполнил до краев и жадно глотнул два раза.