Как дела, орлы? спросил он.
У нас разве дела, Владимир Иванович? оживился Сашка, забыв о своей позе исповедника. Дела в Совете Министров, а у нас так, делишки
Ну и плохо, сказал Шарапов. Так ты, Савельев, до смерти не попадешь в Совет Министров. Смолоду большие дела надо делать.
Да, конечно развел Сашка руками. Каждый человек кузен своему счастью.
Я засмеялся, Шарапов хотел что-то сказать Сашке, по передумал, пояснив мне:
Это он, наверное, на меня намекает. Смотри, Савельев, маленькие начальники никогда не прощают, если им напоминают, что они уже не станут большими.
Сашка вскочил и пылко прижал руки к груди:
Владимир Иванович! Так разве я что говорю? Вы для меня
А у всякого гражданина прав не меньше, чем у тебя. Это ведь ты служишь обществу, а не оно тебе.
Ой, батя, не говори ты со мной казенными словами!
Шарапов развел руками:
Ну казенными или домашними суть-то не меняется, и ты знаешь, что я говорю правду. А вообще-то все правильно
Что правильно?
Наша работа игра жесткая, и ни одного промаха не прощается. Мы пропустили свою очередь для удара, поэтому его нанес Батон. И так будет всегда
Садитесь, сказал комиссар, набирая номер телефона. Мы с Шараповым уселись сбоку от длинного стола совещаний. Комиссару, видимо, ответили, потому что он быстро сказал:
Это Лебедев докладывает. К сожалению, новых данных не поступило Но ведь это же не от нас зависит, Александр Васильевич. Мы и так бросили на реализацию лучшие силы. Что?! Да у меня там люди в засаде сидят неделю без смены! А без ошибок только бюро прогнозов работает Они вам, а вы мне мылите шею. Так не чугунная же она Вот возьмем его, и успокоится общественность Есть, есть, слушаюсь. В семнадцать часов снова буду докладывать.
Он положил трубку на рычаг и усталым движением провел ладонью по шее, будто ему и впрямь ее крепко натерли. Я понял, о чем он говорил: на прошлой неделе наши ребята наконец вышли на след человека, убившего в энергетическом институте двух девушек, но взять его пока не могли. Комиссар рассеянно посмотрел на нас и сказал:
Что у вас? Слушаю
Шарапов, привыкший к начальству больше меня, спокойно ответил:
Вызывали, товарищ комиссар. Насчет жалобы.
Комиссар внимательно смотрел на меня, наверное, вспоминал, о какой жалобе идет речь, постукивал пальцем по столу, а я очень сильно не люблю, когда начальство начинает выстукивать пальчиком по столу, не нравится мне это. Потом он медленно сказал:
Жалоба на тебя, Тихонов, поступила Удивляюсь
Тут я понял, что до этого мгновения он нас вообще не замечал, а продолжал разговор со своим телефонным собеседником.
Я думаю, что, если бы от вора-рецидивиста Дедушкина на меня поступила благодарность, вы бы еще больше удивились, выпалил я обиженно, и мне показалось странным, что молчит Шарапов: он же ведь все знает!..
Комиссар перестал стучать пальцем, прищурился:
Всякое бывает. И благодарности приходят.
От Дедушкина я не дождусь, пробормотал я, а Шарапов все молчал.
А ты что, действительно угрожал? застучал снова комиссар.
Я почувствовал, как раздражение подкатывает к горлу:
Можно и так сказать. В тюрьму обещал посадить.
Шарапов продолжал молчать, и я невольно стал отводить от него взгляд.
Ну-у! удивился комиссар. Отчего это ты так расходился?
Я посмотрел на него, комиссар вроде повеселел, взял карандаш и стал быстро делать пометки на кипе лежащих перед ним листов. И мне стало досадно, что такой важный для меня разговор всего лить пустячный эпизод в заполненном событиями и разговорами рабочем дне моего шефа. Чего мне объяснять ему? И Шарапов помалкивает. Я встал и, уже начав говорить, понял, что голос у меня предательски дрожит:
Товарищ комиссар, разрешите быть свободным! Все обстоятельства дела я изложу в рапорте на ваше имя
Комиссар, не отвечая, дописал что-то на листочке, сказал Шарапову:
Владимир Иванович, у тебя в отделе с дисциплиной плоховато. Если этот мальчишка со мной так разговаривает, что же он себе с Дедушкиным напозволял?
У Тихонова сдвиг в другую сторону деликатничает в избытке с обвиняемыми, а потом дерзит начальству
Так ты, Тихонов, на меня обиделся, что ли? спросил комиссар.
Я пожал плечами: чего, мол, мне обижаться?
Ты сядь, сядь, не стой Мне тут Владимир Иванович поведал все или почти все. Должен сказать, что я бы с удовольствием натер тебе язык перцем. А ругать тебя надо не за то, что ты обещал Батона в тюрьму посадить, а за то, что своей угрозы не смог выполнить. Если не можешь не суйся, а то срам один потом получается. Жулик моих оперативников помоями поливает, я должен прокурору романы писать про ваши с Дедушкиным счеты, а ты помахал языком и в кусты
Да почему в кусты?.. заорал я.
Молчать! рявкнул комиссар. Не перебивай меня! Я бы тебе показал, где раки зимуют, если бы не одно обстоятельство
Комиссар закурил и как-то сразу успокоился:
Ты когда с Батоном имел дело последний раз?
Восемь лет назад. Приговорили к пяти годам.
Угу, сказал комиссар и снова стал листать свои бумаги. Все молчали. Потом комиссар поднял голову и спросил меня: Ты как думаешь, он зачем на тебя «телегу» прислал?