Сергей Петрович, там уже все кончено, мягко сказал охранник, он меня успокаивал. Вы там сейчас ничем и никому не поможете. Там финиш
Не финиш! зло выкрикнул я. Это меня касается, я должен был ехать с ними! Останови, я тебе говорю!
Нельзя! твердо резанул мой страж.
Я поманил его пальцем, а он готовно наклонил ко мне голову. Я ухватисто взял в пригоршню его ухо и сжал вполсилы. Повернулся к Серебровскому и попросил:
Саша, вели остановиться, или я оторву ему ухо!
Серебровский усмехнулся, помотал головой:
Однако! Помолчал, будто прикидывал для себя ценность охранного уха, и решил по-хорошему: Изволь
Я отпустил ухо не столько напуганного, сколько удивленного охранника, и Серебровский мягко сказал ему:
Миша, не обращай внимания. В Болгарии иностранцев называют чужденец Этот у нас тоже пока чужденец. Сходи с ним туда, а мы вас подождем.
Мы вылезли из машины, а Серебровский, приспустив бронированное стекло, сказал охраннику:
Ты проследи там, чтоб кто-нибудь не подснял нашего шустряка-чужденца
Кот Бойко: ПРОДАВЕЦ СНОВ
Его несла над этой заплеванной, обиженной землей, над облаками легкой дремы и сладкого полузабытья острая тугая сила моего вожделения и ее уже уходящая нежная агония: «О мой родной, лучший мой, единственный»
Потом Лора оттолкнула меня, взяла с тумбочки очки, надела, и лицо ее сразу построжало, как у училки, проверяющей мою контрольную грамотно ли все сделал, есть ли в моем сочинении искреннее чувство или только чужие цитаты с ошибками? Долго смотрела она в мое лицо и решила, наверное, что я на этот раз ничего не списывал, не подглядывал, подсказками не пользовался.
Ты мне снился, урод несчастный.
И ты мне снилась Лежишь, бывало, ночью на шконках, вокруг сто двадцать мордоворотов храпят, как танковая колонна. Безнадега, вонь и мгла А я лежу и о тебе, единственной, сладкой, как эскимо, мечтаю
Ну что ты врешь, Кот позорный! засмеялась она. Мечтал бы хоть раз открыточку прислал, я бы к тебе приехала
Лора, цветочек мой душистый! Декабристка моя хрупкая! Тебе на свиданку в зону нельзя, туда только законных супружниц пускают. А мы с тобой, слава Богу, в сплошном грехе сожительствуем.
К сожалению
Не жалей. Представь себе вот это наше сладкое хряпание называется супружеский долг! Долг! Как трояк до получки! Полный отпад!
Угомонись, тротуарный мустанг! Мне это не кажется таким ужасным наказанием, недовольно заметила Лора. Просто тебя бабы разбаловали. От этого тебе нормальная жизнь кажется стойлом.
Я закурил сигарету, потянулся, закинул руки за голову и сказал ей совершенно честно:
Ошибаешься, подруга, это не разбалованность. Я очень люблю женщин. Понимаешь, не просто факаться люблю, я каждую женщину люблю, как волшебный подарок Подарок, которым дали поиграть один раз. У меня до сих пор трясется душа, когда я впервые прикасаюсь к женщине. Я люблю первые слова знакомства, я люблю ваши капризы, вашу терпеливость. Вашу верность, память ваших тел, их запах у каждой свой. Когда я с тобой, я люблю тебя, как часть самого себя Когда я в тебе ты для меня, как два кубика дури, как сорванный мной впервые миллион, как рекордный выстрел на олимпиаде Понимаешь?
Я люблю тебя, безмозглого вруна. Умираю по тебе! И ничему никогда не верю
Зря. Я никогда не вру женщинам. Я их всех любил в момент знакомства так сильно, что хотел на них жениться. Честное слово!.. Но по разным причинам передумывал.
Больной человек, чистая клиника, неискренне посочувствовала Лора. Лечиться надо вам, пожилой юноша!
Я поднялся со своего медленно планирующего на землю ковра-самолета:
Можно попробовать. Хорошими продуктами. Помогает
Ужас! Лора закрыла лицо руками. У меня в холодильнике только мед и орехи.
Одну минуточку! Тебе же доставили ужин из ресторана!
Послушай, продавец снов! Последний раз мы ужинали в ресторане, когда я решила по дурости, что ты хочешь на мне жениться. А ты уже передумал Или думать не собирался
Пока не знаю, но, может быть, я снова передумаю, сказал я и направился в прихожую за своим баулом.
Александр Серебровский: КАРНАВАЛ САМОЗВАНЦЕВ
Серега заткнулся в угол салона, подавленно и сердито молчал.
Жаль, что ты мент, полицейский. А не японский поэт. Мог бы написать стихотворение, элегантное танку в стиле дзен, сообщил я Сереге. Такого типа: «Ночью я проехал мимо своей могилы. Из тьмы в никуда»
Ордынцев подозрительно посмотрел на меня:
Але, а ты почему велел забрать меня прямо из аэропорта? Ты что-то знал?
Меня стал разбирать смех до чего же люди ни черта не понимают в происходящем вокруг, с ними самими. Но строго и уверенно судят!
Ты знал? приступал ко мне Серега.
Ну даешь! У тебя мания величия! По наивности тебе кажется, что ты к этому имеешь отношение. Все это, я показал пальцем себе за спину, туда, где медленно исчезало мерцающее зарево, имеет отношение только к 86 миллионам баксов. Должен тебе сказать, что это о-очень серьезная сумма, и те, кто растырил ее по оффшорным банкам, не хотят, чтобы веселый босяк Смаглий тут начал болтать глупости на следствии! Просто ему не надо было попадаться тебе в руки. Вот и все