Анри и я были почти одинаково сложены, так что вся одежда вполне могла принадлежать
ему. Конечно, если попытаться его одеть, то можно и заметить разницу но зачем им это делать? Что они могли бы при этом узнать? Ни одна полиция в мире не имеет достаточно времени, людей или денег, чтобы проверять очевидные вещи.
Забрезжила надежда.
Но трудность заключалась в том, что большинство моих вещей были английскими. Не все; мне приходилось много путешествовать, иной раз я оказывался без чистой рубашки и включал ее стоимость в сумму издержек точно так же, как плату за такси или тарелку пиццы. Но Анри тоже путешествовал; он тоже вполне мог купить пару рубашек в Лондоне.
Второй мой костюм был английским, но куплен в магазине готового платья за наличные. На этикетках не было названия магазина. Тем не менее я тщательно все обшарил в поисках позабытых клочков бумаги. И уже совершенно артистическим жестом сунул в один из карманов пару бумажек, принадлежавших Анри.
Чемодан был английским и очень хорошим. За что я платил настоящие деньги, так это за чемоданы. Но английские чемоданы лучше французских, так что Анри мог Во всяком случае, на нем нигде не было никаких инициалов, как у всякого профессионального контрабандиста.
Туфли? Я сравнил их с туфлями Анри и обнаружил разницу около дюйма. Пришлось лишнюю пару обуви сунуть в карманы плаща. Очень жаль было это делать, ведь они были настоящие французские и могли бы стать еще одним артистическим жестом.
Боже мой, Кемп, прекрати радоваться тому, какой ты умный, и вспомни, как чертовски давно ты тут торчишь!
Теперь оставалась пижама. Анри спал голый значит нужно было либо ее натянуть на труп, либо выбросить. Первого мне не хотелось делать, потому что кровь засохла и пятна могли оказаться не в том месте или их оказалось бы недостаточно. Но пижаму не засунешь в карманы, которые и так уже набиты башмаками и пистолетами. Поэтому я начал раздеваться.
И уже наполовину разделся, когда раздался стук в дверь.
Я окаменел с брюками в руках. Если кто-то сейчас войдет, я не смогу придумать никакого внятного объяснения, включая и правду, которая тоже не принесет ничего хорошего.
Тут я вспомнил, что запер дверь.
Стук раздался вторично.
Mein Herr?
Я мог изобразить голос сонного француза, который обманул бы цюрихскую горничную через запертую дверь но при детальном разбирательстве это обязательно вызвало бы вопросы. Полицейские ведь узнают, что Анри умер задолго до этого времени.
Женщина подергала ручку. Я стоял неподвижно, стараясь дышать потише.
Прошло не меньше ста лет, прежде чем она буркнула что-то по-немецки и покатила тележку дальше по коридору.
Но теперь я действительно начал двигаться. Натянул пижаму на нижнее белье, заправил пижамные брюки в носки, надел сверху все остальное. Потом вытер все, к чему мог прикасаться. И опять подошел к постели.
Я не трогал подушку; не хотелось узнать, что он чувствовал, умирая. Но хотелось получить хоть какое-то представление о том, когда это случилось. Это невозможно сделать, если вы не патологоанатом, вооруженный термометром и кучей математических таблиц, да и тогда ваше заключение наполовину будет состоять из предположений. Но по тому, насколько запеклась кровь, я сделал вывод, что это случилось несколько часов назад. Может быть, вскоре после того, как отель открылся утром.
Что это значило? Это значило, что прошло уже очень много времени и мне следовало выбираться отсюда и исчезать.
Тележка горничной стояла примерно через пару номеров дальше по коридору. Она могла слышать стук двери и звук моих шагов, но видеть ничего не могла. И в холле Господи благослови ленивых водителей автобусов все еще толпились туристы.
Взглянув на часы, я обнаружил, что в отеле не провел и пятнадцати минут, и сумел успеть на поезд, отправлявшийся в Милан в одиннадцать сорок шесть.
17
Эй, не нужен вам хороший дешевый отель?
Нет, мне нужен дорогой отель.
Уж это я по крайней мере заслужил. И заодно заставил его заткнуться.
Но «Гранд-отель» зимой закрыт, и следовало держаться подальше от отелей «Гритти», «Бауер Грюнвальд» и «Даниели», так как в одном из них могла остановиться хозяйка.
Поэтому я позвонил в «Луна-отель» и заказал там номер, затем взял водное такси прямо у ступенек вокзала. Вот это настоящая жизнь! Поездка на моторной лодке за
пятнадцать минут давала больше, чем старая картина местной школы.
Так как Венеция всего на пять шесть сотен миль южнее Амстердама, в ней было не теплее. Над Большим Каналом поднимались легкие облачка тумана и воздух походил на холодную влажную простыню. То тут, то там виднелись редкие паровые катера, светились огни немногих старинных палаццо и нигде ни одной гондолы. Гондольеры использовали зимний сезон для того, чтобы подсчитывать заработанные летом деньги.
Или я просто чувствовал себя немного не в форме.
Первое, что я сделал, войдя в отель, заставил портье позвонить в Долен. Должно быть, я служил в разведке или занимался каким-то иным видом шпионажа, потому что произнес нечто-то вроде: «Боюсь, наш продавец серьезно простудился», чтобы Карлос сразу понял, что Анри мертв. Конечно, если он тоже служил в разведке или занимался шпионажем.