Кныш пошел в бильярдную, расположенную в высотке, неподалеку от Павелецкого вокзала. Сюда Протезист заглядывал каждый вечер на часок-другой, потому что считал себя мастером кия. Он здесь душевно оттягивался с самыми надежными, по его мнению, пацанами. Бильярдная, как выяснил Кныш, принадлежала грузинской группировке, возглавляемой Шато из Подлипок. То есть, можно было считать, что это нейтральная территория.
Когда-то в молодости Кныш и сам неплохо катал шары, но бильярд не был его стихией. В бильярде присутствовала некая заторможенность, которая действовала удручающе на его взрывчатую психику прирожденного рукопашника. Но с другой стороны, он не был глух к магическому смыслу несущегося в лузу костяного кругляша. В бильярдной у Шоты ему понравилось: много укромных уголков, где можно пристроиться с кружечкой пивка, небольшой ресторан и центральный игровой зал с десятью столами, с высоким потолком, паркетными полами и византийскими окнами. Публика спокойная, обстановка чопорная, аристократическая. Служители в смокингах. За вход с него взяли всего лишь две сотни и не потребовали никаких документов. Вот тебе и закрытый клуб.
Когда он пришел, заняты были только два стола, да и то за одним упражнялся сам с собой худой высокий господин с усатым лицом, поглядевший на Кныша с надеждой. Кныш не стал его разочаровывать. Ответил на немой вопрос:
Если по маленькой, то я не против.
По маленькой это по скольку? оживился усатый, похожий на алкаша с подшитой «торпедой».
Ну, по сто баксов годится?
Почему нет, для разминки Чего-то я вас раньше не видел?
Я вас тоже, любезно ответил Кныш.
До появления Протезиста с компанией (трое пацанов и эффектная блондинка, обкуренная до неприличия) они сыграли две партии и разошлись по нулям, но Кныш уже угадал в партнере «профи», терпеливо поджидающего «карася». Это было видно и по игре: усатый держался четко вровень с Кнышем, столько же раз мазал, сколько и попадал, а к середине первой партии начал подражать ему и в манере неуклюже держал кий, избегал сложных комбинаций и ненатурально охал, когда промахивался; но, главное, неуловимые штрихи: подчеркнуто дистанционное отношение обслуги, острые, заинтересованные взгляды с соседних столов, скучающая гримаса на лице, застывшая подобно посмертной маске Когда усатый его звали Сергей Леонидович предложил увеличить ставку хотя бы до пятисот баксов, чтобы стало веселее на душе, Кныш грустно улыбнулся и сказал, что сперва немного передохнет. Уселся в сторонке с рюмкой коньяка, но не пил, только прикасался к ней губами. Он уже настроился на то, что сегодняшний вечер пройдет вхолостую, вероятно, что-то заставило Протезиста изменить своей привычке, и придется тащиться в бильярдную еще раз, но в десятом часу Марек наконец объявился, и Кныш почувствовал облегчение. Ему предстояла несложная, но неприятная работа, не хотелось ее откладывать. Вдобавок он испытывал стойкое внутреннее раздражение оттого, что не сумел, как и всегда, отговорить Таину от очередного безрассудства. За этим раздражением возникал неумолимый вопрос: зачем он вообще связался с этим детским садом?
Протезист прибыл с помпой, занял сразу два стола, расположил хохочущую девицу на диване в позе боевой эротической готовности, шумнул официанта, который тут же прилетел с двумя подносами, короче, гулял купчик,
гулял. Хозяин! Катать шары он начал со своими шестерками, на соседей не обращал внимания, ни с кем не поздоровался, и наблюдать всю эту гульбу было, конечно, забавно, потому что на морде у раздухарившегося «ново-рашена» было явственно написано, что на самом деле он никакой не крутняк. Таких маленьких бандюков, смирных в душе, но буйных публично, по Москве развелось немало. Кныш относился к ним с сочувствием. Он представлял, как такому человеку страшно оставаться ночью наедине с собой, но ведь все же были, значит, у него какие-то особые качества, позволявшие ему держаться на плаву посреди озверевшего города.
Кныш, напустив на морду тупость, приблизился к столам и, открыв рот, наблюдал за игрой, а потом позволил себе пару восхищенных возгласов, которые все равно прозвучали непочтительно. Качки насторожились, но, увидев, что гость пожаловал один и ничего опасного в нем нет, успокоились. Только рыжий детина в полутонну весом, проходя мимо, на всякий случай, для проверки пихнул Кны-ша плечом, будто оступился. Кныш извинился. Сам Протезист ткнул ему в грудь кием:
Чего, пацан, хочешь сыграть?
Куда мне, отозвался Кныш. Мы вот с Сергеем Леонидовичем крутим по соточке. У вас же совсем другой уровень.
А с форой?
Кныш заинтересовался:
Какая же будет фора?
Два шара.
И на какой ставке?
Давай на тыще. Меньше нет смысла.
Кныш начал вслух, по какой-то сложной схеме переводить деньги на шары, чем развеселил всю компанию. Рыжий детина ласково обнял его за плечи, шепнул:
Не зли папочку. Или играй, или проваливай. Папочка придурков не любит.
При чем тут придурок я или нет, заносчиво возразил Кныш. Лохом тоже неохота быть. При двух шарах форы у меня шанса нету. Лучше бы три шара. И тогда по пятьсот баксов. Для разгону. Так я согласен.