Почему? удивился Кныш.
Но бабка стала сразу глухой, как всегда, если не желала продолжать беседу.
Вечером его понесло на деревенские посиделки, с баяном и танцульками, хотя прежде туда ни разу не заглядывал. А дальше получилось как во сне, какие в молодости всем снятся, да не у всех сбываются.
Студентка Тамара на вечерний бал нарядилась в черную короткую юбку, в ажурные чулки и в какую-то сверхмодную рубашку с открытыми плечами. Сидела в стороне от всех, как чужая. Будто ждала кого-то. Кныш к ней сразу подгреб. Постоял рядом, тоже будто посторонний, потом сказал:
Пошли к реке?
Девушка подняла на него глаза, сиреневые от луны.
Ты кто?
Я Володя Кныш. К бабке приехал. Для занятий.
Почему я должна с тобой идти к реке?
Там хорошо. Комаров нет. Можно искупаться.
А ты не чокнутый?
Нет.
Это хорошо. А то в этой деревне полно чокнутых. Тебе сколько лет?
Семнадцать.
В городе живешь?
Ага, в Москве.
Подружка у тебя там есть?
Кныш хотел соврать, но не умел этого делать и лишь впоследствии с трудом научился.
У меня никогда не было подружки.
Почему?
Не знаю. Я же спортсмен.
После этого она поднялась и, обдав его духами, шагнула в темноту. Он догнал ее в конце улицы, раньше не решался, понимал, что они затеяли что-то такое, что лучше никому в деревне не знать. Внизу, на травяном спуске, она первая разделась и, призрачно сияя сумасшедшей наготой, спокойно опустилась в глубину реки. Кныш тоже недолго колебался. Будучи воином, он изначально относился к женщинам только как к добыче.
Он поймал свою белую рыбицу в черном омуте, где со дна, будто из преисподней, били тугие ледяные струи. Вначале у него не получилось то, чего жаждала возбужденная плоть, но он очень старался. Тамара, хохоча, отбивалась, потом затихла и, сплетясь в нежном объятии, они тихо пошли на дно. Ему стало жалко девушку, которая играла с любовью, как со смертью, и через какое-то время он вытянул ее на поверхность. То, что он испытывал, трудно описать словами. Тамара спросила с какой-то поразившей его надеждой:
Хочешь меня утопить?
Кныш ответил:
Нет, просто хочу тебя.
Так оно потом и было, но уже на берегу. Двое дикарей, совокупляющиеся в мокрой траве, не ведающие ни стыда, ни насыщения. Они так долго этим занимались, что, когда угомонились, первые утренние светлячки окрасили в голубоватый свет их распростертые тела. Кныш задремал, уткнувшись носом куда-то ей под коленку. Сквозь сон услышал обиженное:
Зачем надо было врать?
Он удивился.
В чем я соврал?
Сказал, что семнадцать лет, и у тебя никогда не было девушки.
Но это правда.
Считаешь меня дурой?
Никем не считаю.
Ты чокнутый, Кныш.
После этого они начали кататься по траве, хохотать И кусаться, а потом оделись и пошли в деревню, уже ни от кого не таясь. Бабка Полина ждала внука на крылечке. На сей раз не прикидывалась глухой.
Ты что же, олух, с ведьмой спутался? Чего матери скажу?
Почему она ведьма, бабушка?
Ты что, совсем в городе ума лишился? Почему ведьмами бывают? Да судьба такая. У них, у Поспеловых, вся родня ведьмина по женской линии. А мужики все с колунами. Да ты что, Володечка, жить расхотел? Они же теперь тебя
Кныш не дослушал, хотя ему было очень интересно. Но он засыпал стоя, как лошадь. Когда проснулся в горнице, солнце стояло над образами значит, подтекло к вечеру. Бабка зачем-то посыпала солью его голый живот.
Бабушка, ты чего?
Того, милый, того самого, ответила со странной торжественностью. Готовься ко встрече. Уже приходили за тобой.
Кто приходил?
А выдь, погляди. На дворе стоят.
Он вышел, посмеиваясь, неся в сердце ровный жар счастья. Знал, не пройдет и часа, как ее увидит, и они начнут свои игры заново. Отметил одну несуразность: совсем не хотелось есть, а ведь не держал во рту ни крошки со вчерашнего вечера.
Посреди двора топтался
хмурый мужик, действительно, с колуном в руке, похожий на оживший древесный сруб. У поленницы маячил второй такой же, тоже с колуном, но еще вдобавок почему-то в черной шляпе.
Здравствуйте, поклонился Кныш. Слушаю вас.
Чего слушать, ответил мужик таким тоном, будто ему давным-давно надоела вся житейская канитель. Спортил девку, придется платить.
Не понял?
Чего понимать? Одно из двух. Либо мы тебя порубим к чертовой матери, либо гони откупного. Кому она теперь, порченая, нужна?
От поленницы донеслось, как из леса:
Говнюки приезжают, а мы тута расхлебывай. Дай ему в рыло, Матюха, и пошли. Магазин закроют.
Не закроют, отозвался Матюха. Зинка товар разгружает, и уже Кнышу: Ну чего, гаденыш, жить будешь или помирать решил?
Деревенских обычаев Кныш не знал, да и вряд ли это был какой-то деревенский обычай. Но что нагрянула какая-то родня Тамары, он уразумел, поэтому ответил с предельной любезностью:
Зачем же убивать, люди добрые? Назовите сумму денег. Смогу отдам.
А скоко у тебя есть?
Сто рублей. Из них еще бабке надо отдать за постой.
Ты что, парень, придуряешься? За сто рублей таку девку взять? Это, может, у вас в городе
Дай ему в харю! посоветовали от поленницы. Кны-шу было любопытно, почему второй мужик не подходит ближе, ведет беседу издалека, но выяснить не успел. С воплем вылетела на крыльцо бабка Полина.