Очухался среди ночи, в стороне от цивилизации, в диком подмосковном лесу. На теле ни царапины, но в душе муть. В карманах ни шиша, даже водительскую ксиву забрали босяки. Обидно еще и потому, что колонулся, как фраер. Надо было, конечно, отчаливать прямо из сортира. Другой вопрос, не пасли ли на выходе? Но без яда в крови, может, отмахнулся бы как-нибудь. Во всяком случае шанс уйти с бабками был, и он им не воспользовался. Спеленали, как новорожденного.
Прямо из леса, кое-как добравшись до родного Замоскворечья, Санек наведался к Мареку Зинчуку, который в их маленькой кодле был за центрового. Интеллигентный человек по кличке «Протезист». Под его началом семеро пацанов второй год держали под прицелом несколько торговых точек в районе вокзала и один фирменный магазин с загадочным названием «Гамаюн-шоп», напротив музея Бахрушина. Музей тоже пытались взять под свою опеку, но тут не обломилось. Директор музея показал им ведомость зарплаты, по которой выходило, что общий у всех сотрудников месячный достаток едва переваливал за шесть тысяч. Однако и без музея шайка не бедствовала, на хлеб с маслом хватало. Тем более, Марек хотел в ближайшее время провести несколько крупных акций совместно с Каширскими ребятами, что, по его словам, выведет их на качественно новый уровень.
Марек не обрадовался его чересчур раннему приходу, но принял как всегда по-братски. Пустил в душ, угостил завтраком, водочки налил, но, выслушав рассказ о Саниных злоключениях, помрачнел и насупился.
Нет, брат, так не пойдет, обронил наконец.
Чего не пойдет? удивился Санек.
На мою помощь не рассчитывай.
Почему? Они же козлы сраные
Они, может, и козлы, но ты со мной советовался, когда в «Ласточку» полез?
Почему я должен советоваться?
Хорошо, и что ты реально предлагаешь?
Как что? Вечерком грянем, разнесем к черту заведение. Башли вернем с процентами. А как иначе?
Марек смотрел на него, как на убогого, эту его улыбочку Саня на дух не выносил. Но не время было ссориться.
Объясни, в чем дело? Чего-то до меня не доходит.
Вижу, что не доходит, Марек подставил ему пепельницу, чтобы не тряс пепел на пол. Хорошо, объясню. Тут, Санек, одно из двух: или мы шпана замоскворецкая, ножиками друг дружку тыкаем, или бизнес делаем. Как ты считаешь?
Ну? сказал Саня.
Я с ихними ребятами, с Ванькой Столяром два месяца переговоры веду насчет Пятницкой, а теперь что? Мы с ним бочку водки ужрали, обо всем столковались, и теперь как? По твоей милости глотки рвать? А ты в курсе, сколько у Столяра людей? И кто за ним стоит?
Санек давно не видел «Протезиста» таким взволнованным и почувствовал себя виноватым. В его словах было много правды, но не вся правда.
Прощать все равно нельзя, сказал он убежденно. Иначе обнаглеют.
Ах, нельзя? Марек психанул. Ну так бери своего Климушку малохольного и валяйте на пару. Он ради тебя, придурка, лоб расшибет, а я пас. Притом учти, если Столяр претензию предъявит, я от вас откажусь. Честно предупреждаю.
Взгляд Марека запылал зеленым огнем, но Саню это только рассмешило. Он уважал главаря за ум и изворотливость, но слабые его стороны ему тоже
были хорошо известны. Марек трус, каких свет не видел, и хорошо бил только исподтишка.
За придурка можно схлопотать, пробурчал беззлобно.
Ты? Мне?!.. Ну-ка, попробуй! Марек невзначай положил руку на тумбочку, где у него в ящике лежал «Макаров».
Не дергайся, предупредил Санек. Ты же меня знаешь, начну молотить, остановиться не смогу. Раздавлю, как клопа.
Марек убрал руку с тумбочки, вздохнул даже вроде с облегчением.
Вот и ладно, вот и объяснились. Вопросов больше нет.
Да, признал Саня. Славно потолковали. Хотя немного ты меня удивил.
А ты не удивляйся, ступай с Богом. Игрок
Извини, что разбудил.
Ничего, отосплюсь.
Тем же вечером Санек наладился обратно в «Ласточку» и действительно на пару с Климом Осадчим. Клим не особо расспрашивал, что к чему, видел, кореша обидели: это был вполне достаточный мотив, чтобы шкурой рискнуть. И наоборот, если бы Клим был обиженной стороной, вышло бы то же самое, Санек бы не подвел. Они со школы шагали по жизни рука об руку, с пятого класса. Кровью не раз вязались. Сперва после школы вместе бардачили, потом в рынок вписывались, культурки поднабрали. У них и телки иногда бывали общие, обоим это нравилось. Таких слиянных друганов среди самой продвинутой столичной братвы еще днем с огнем поискать. Уютным островком была их дружба в жестоком мире чистогана. У них и вкусы были одинаковые: оба преклонялись перед поэтом Есениным, между собой называя его запросто Серегой, а также из всех многочисленных музыкальных групп выделяли «Любэ» и Машу Распутину. «Шикарная телка!» балдел от Маши Санек, и Климушка согласно вторил: «Оприходовать бы ее разок, а там хоть трава не расти!»
В «Ласточку» явились, ни на что особенно не надеясь, просто чтобы обозначиться и провести разведку. Главное, как считал Санек, разыскать белобрысого Толяна, а дальше действовать по обстановке. В «Ласточке» задержались ненадолго. Пропустили по рюмочке в баре, подступили к бармену с расспросами, но толку не добились. Лупоглазый хачик заявил, что никакого Толяна он никогда не видел, но если у гостей есть желание развлечься, то он к их услугам. Дескать, есть свежий бабец как раз для таких ребят, как они с Климом.