Маврикий, наконец очистивший свою одежду, тоже подал голос:
Обещала она, отец Феона, средство для лечения отца Прокопия сделать!
Ишь ты, улыбнулся Феона. Прямо доктор в сарафане получается. Чудеса, да и только!
Отец Василий загадочно посмотрел на Феону сквозь толстые стекла очков и с уважением в голосе произнес:
Искусницу, как она, поискать еще. У нас ведь как? Доктор, аптекарь да лекарь. Доктор совет свой дает и приказывает, а сам тому не искусен, а лекарь прикладывает и лекарством лечит, и сам не научен, а аптекарь у них у обоих повар! Меланья эта, всю лекарственную мудрость постигла.
Отец Василий прошелся по келье, нервно потирая руки и заинтересованно поглядывая на Феону.
И вот еще, сказал он приглушенно, заговорщицки подмигивая, средства, которые она у меня взяла, можно использовать как угодно, но только не для лечения детских коликов.
А для чего они ей? спросил заинтригованный Феона.
Я не знаю, пожал плечами отец Василий. Может, она философский камень ищет или эликсир бессмертия, или просто хочет отравить всех нас на вечерней трапезе. Выбирай, что больше нравится? Она сильная балия! Знания ее мне неведомы, а мысли недоступны.
Отец Феона с сомнением посмотрел на отца аптекаря и, взвесив сказанное им, спросил:
А чего это ты, отец Василий, решил мне вдруг все свои сомнения выложить?
Аптекарь улыбнулся одними губами и, придвинувшись ближе, тихо пояснил:
Веришь, нет, отец Феона, никому другому не сказал бы, а тебе говорю.
Чего так?
Я узнал тебя!
Мы встречались раньше? удивился отец Феона, внимательно вглядываясь в лицо аптекаря.
Да, много раньше. Ты, наверное, не вспомнишь. Я тогда по просьбе архиепископа Арсения помогал ботанику иноземному Джону Копле составить коллекцию всяких трав и цветов, что под Архангельском растут.
Ботанику, говоришь? Джону! вмиг нахмурился Феона. Джон-то он Джон, да не Копле, а Традескант. Инженер военный, изучал фортификации наших северных крепостей. Английский лазутчик, одним словом
О том ничего не ведаю, выставил перед собой руки отец Василий, защищаясь от возможных обвинений в пособничестве английскому лазутчику. Я простой монах и аптекарь, я лечу, а не убиваю. Не знаю, кто он на самом деле, но коллекцию мы собрали с ним самую настоящую. Цены этой коллекции нет!
Отец Феона заглянул через стекла очков в неестественно большие глаза аптекаря, пожал плечами и, подталкивая Маврикия к двери, стал прощаться:
Прости, отец Василий, пойдем мы. Пора к вечерней готовиться.
Отец Василий с кажущимся неподдельным, почти детским разочарованием посмотрел на своих гостей и произнес:
А я думал, еще посидим, поговорим! Потом бы вместе на службу пошли?
Отец Феона, заметив желание Маврикия задержаться, решительно покачал головой.
Не обессудь, отец Василий, в другой раз поговорим. Спаси Христос!
После чего поклонился и вышел из кельи в сопровождении расстроенного послушника.
После их ухода отец Василий сел на лавку перед своим циклопическим столом, бесцельно повернул колбу песочных часов, протер огромные окуляры подолом своей рясы и запоздало произнес вдогонку:
Во славу Божью! Жаль, безмерно а то новостей бы рассказали?
При этом на встревоженном лице его не было и тени от былого добродушия.
Глава 5. Крестины
на Руси монастырей, похожих друг на друга. Так искони повелось, еще, когда преподобный Антоний Печерский принес на Русь традиции афонского монашества и основал Киево-Печерский монастырь. Строгая подвижническая жизнь первых печерских иноков так полюбилась многим из «лучших» и образованных людей государства, что способствовала развитию в народе аскетического духа, выражавшегося в постоянном основании новых монастырей. В своем неотвратимом устремлении к Царствию Небесному, отвращаясь от мира земного и греховного, исполненного скорби и печалей, страстно верующие в искании подвига уходили прочь от людского сообщества. Славнейшие воины и простые мещане, богатые купцы и знатные бояре, мытари и крестьяне все устремлялись в скиты. В пустыни, ибо же сказано: «Глас вопиющего: в пустыне приуготовлю Путь Господу».
Монастыри стали настоящим очагом православия. Сюда, к монахам, тянулись жаждущие благословения, напутствия и исцеления. Здесь христиане укреплялись в своей вере. Здесь язычники обращались в христианство. Здесь устраивались первые школы. Сюда приходили известные «мастера слова» со своими обширными знаниями. Приходили, чтобы учить и учиться. Здесь же писали летописные своды и осмысляли историческое прошлое. Так повелось искони, что монастыри стали центрами православной культуры, а сами монахи просветителями Руси. Способствовало этому и то, что монах свободно мог уходить из монастыря, не спрашивая ни у кого согласия, избирал себе уединенное место, строил келью, собирал несколько душ братии и образовывался новый монастырь со своим уставом и неписаными правилами.
Отец Феона, принявший схиму, будучи в довольно зрелом возрасте, смотрел на любой монастырь, в который его посылала судьба, глазами искушенного книжника, увидевшего мир в его естественной простоте и великолепии. Ближе к вечеру, пользуясь предоставленным ему свободным временем, инок обследовал практически всю обитель, которая, к удивлению, оказалась не такой уж и большой. Для полноты картины ему осталось только посмотреть хозяйственный двор, куда он и направил свои стопы, скорее влекомый не любопытством, а привычкой все доводить до конца. Стуча каблуками сапог по деревянной мостовой Соборной площади, монах обогнул большой собор Покрова, когда внимание его привлекла маленькая церквушка Николы-угодника, скромно пристроенная к тыльной стороне храма. До ушей Феоны донеслись звуки церковной службы, происходившей внутри. Заинтересованный монах прошелся по гульбищу и, поднявшись по трем основательно стертым кирпичным ступеням, вошел в низкую дверь баптистерия.