«Немедленно иди сюда, юный негодяй! Стрелять в доме запрещено, разве ты этого не знаешь?»
Полицейские уехали, и группа преступников последовала за ними, сопровождая их до границы района; а затем, когда конвой вернулся, вторая машина с полицейскими, которых держали в заложниках, тронулась в сторону города. Но этому предшествовала машина, принадлежащая друзьям Планка, которые ехали медленно, чтобы помешать полицейским ускорить движение, чтобы местные жители могли оскорблять их на досуге, сопровождая их из района в своего рода церемонии победы. Прежде чем они тронулись в путь, кто-то привязал к задней части их машины бельевую веревку, на которой висели разные вещи: трусы, бюстгальтеры, маленькие полотенца, тряпки для мытья посуды и даже одна из моих футболок вклад моего отца в дело очернения. Десятки людей вышли из домов, чтобы посмотреть на змеящуюся бельевую веревку. Дети бежали за машиной, пытаясь забросать ее камнями.
«Посмотрите на этих вороватых полицейских! Они приезжают в Лоу-Ривер, чтобы украсть наши трусы!» крикнул один из толпы, сопровождая свои комментарии свистом и оскорблениями.
«Чего они от них хотят? Высшие должностные лица в правительстве, должно быть, перестали давать своим собакам кость. У них нет трусов!»
«Что плохого, братья, в том, чтобы быть бедным и не иметь возможности позволить себе пару трусов? Если они придут к нам честно, как настоящие мужчины, с открытыми лицами, мы подарим каждому из них по паре хороших сибирских трусов!»
Дедушка Каштан даже принес из дома аккордеон, и он играл и пел, идя за машиной. Несколько женщин начали танцевать, когда он во весь голос заорал старую сибирскую песню, подняв голову, украшенную традиционной восьмиконечной шляпой, и закрыв глаза, как слепой:
Я тоже бегал и пел, постоянно приподнимая козырек моей собственной восьмиконечной шляпы, которая была мне слишком велика и постоянно сползала на глаза.
Однако на следующий день все мое желание петь испарилось, когда отец хорошенько поколотил меня своей тяжелой рукой. Я нарушил три священных правила: Я взял оружие без разрешения взрослого; я взял его из красного угла, сняв крест, который положил на него мой дедушка (снять его может только тот, кто ставит крест поверх оружия); и, наконец, я пытался стрелять из него в доме.
После той порки от моего отца у меня сильно болели зад и спина, поэтому, как всегда, я пошел к дедушке за утешением. Мой дедушка выглядел серьезным, но слабая улыбка, промелькнувшая на его лице, сказала мне, что мои проблемы, возможно, были не такими уж серьезными, как казались. Он прочитал мне длинную лекцию, суть которой заключалась в том, что я сделал кое-что очень глупое. И когда я спросил его, почему волшебный пистолет не застрелил полицейских сам по себе, он сказал мне, что магия срабатывает только тогда, когда пистолет используется с разумной целью и с разрешения. В этот момент я начал подозревать, что мой дедушка, возможно, говорил мне не всю правду, потому что меня не убедила эта идея о волшебстве, которое работает только с разрешения взрослых
С того времени я перестал думать о магии и начал более внимательно следить за движениями рук моего дяди и моего отца, когда они пользовались своим оружием, и вскоре обнаружил функцию предохранителя.
В сибирском сообществе ты учишься убивать, когда ты совсем маленький. Наша философия жизни тесно связана со смертью; детей учат, что лишение кого-то жизни или смерть вполне приемлемые вещи, если на то есть веская причина. Научить людей умирать невозможно, потому что после того, как ты умер, пути назад нет. Но научить людей жить с угрозой смерти, «искушать» судьбу, несложно. Многие сибирские сказки повествуют о смертельном столкновении между преступниками и представителями власти, о рисках, которым люди подвергаются каждый день с достоинством и честностью, о счастливой судьбе тех, кто в конце концов получил награбленное и остался в живых, и о «доброй памяти», которая сохраняется о тех, кто умер, не бросив своих друзей в беде. Через эти сказки дети постигают ценности, которые придают смысл жизни сибирских преступников: уважение, мужество, дружба, верность. К пяти-шести годам сибирские дети проявляют решительность и серьезность, которым завидуют даже взрослые из других сообществ. Именно на таком прочном фундаменте построено обучение убивать, предпринимать физические действия против другого живого существа.
С самого раннего возраста отцы показывают детям, как во дворе убивают животных: кур, гусей и свиней. Таким образом ребенок привыкает к крови, к деталям убийства. Позже, в возрасте шести или семи лет, ребенку предоставляется шанс самому убить маленькое животное. В этом воспитательном процессе нет места неправильным эмоциям, таким как садизм или трусость. Ребенок должен быть обучен полному осознанию своих собственных действий, и прежде всего причин и глубокого смысла, которые лежат за этими действиями.