А я ограничился поздравлением и вручением скромного подарка пятидесяти рублей, которые догадался прихватить с собой. Может, нужно было что-то другое какие-нибудь пеленки и распашонки, но крестным отцом был первый раз в жизни, никто не разъяснил что от меня требуется. Судя по вытянутым лицам родни вроде, и много подарил.
Так что, вернулся домой только к десяти, но не вечера, а к десяти утра следующего дня. Помылся, побрился, поменял рубашку и прочее, а после обеда явились мои девушки и, началось!
Оказывается, они меня потеряли. Сам виноват надо было записку оставить. А тут Анька ворчит, Леночка вытирает слезы, кухарка гремит посудой. Даже коза и та гневно блеет из сарайки. Четыре женщины и все на меня! И Кузьма, гад такой, не заступился, а повернулся хвостатой задницей, демонстрируя недовольство.
Конечно, девчонки подулись, но меня-таки простили. А куда они денутся?
Потом выяснилось, что я тоже имею право сердиться. Пока меня не было, Анна Игнатьевна выбросила на помойку остатки «селедки под шубой»! Какие остатки, там почти целая тарелка была! Что мы там поклевали? И не убыло.
Варварша. Дескать, запах ей не понравился. У Аньки, кстати, имеется привычка, не свойственная крестьянским девкам, а уж ей, казалось бы, такой хозяйственной и бережливой, тем более. Все, что ее смущает в еде запах ли, цвет, выбрасывается сразу и беспощадно. Пирожки, правда, дошедшие до кондиции бетона (в поездке!) это не в счет.
Да какой там еще запах? Рыбой пахнет и луком, чем еще? Селедку под шубой можно дня три есть, а здесь и двух не прошло. Ну, Анька Коза, она и в Африке коза, пусть и мелкая, камерунская. Козус камерунус!
Так что, и я извинялся, и передо мной извинялись. Потом друг дружку простили, девчонки ушли, и сам я убежал дескать, дела у меня. На службу пока рано мне до понедельника выходные дали, так я в участок.
У меня дома свои проблемы, а пристав мне про свое, про цыган.
Цыган я в городе видел. Несколько теток в потрясающих разноцветных тряпках, в окружении толпы чумазых оборванных мальчишек (а где девчонки, кстати?), уже оккупировали две главные площади, кучковались у лавок с провизией, настойчиво приставая к горожанам, интересуясь как пройти в библиотеку? А когда жители останавливались, намереваясь либо послать подальше, либо указать короткий маршрут, настойчиво предлагали погадать. Некоторым удавалось вырваться, но чаще всего градские обыватели «клевали» и останавливались, заполучив в награду некое предсказание, зато расставшись с толикой денег от пяти копеек до рубля. Тут уж в зависимости от того, кому сколько не жалко.
Понимаю и разделяю опасения пристава. Вся немногочисленная полиция будет стоять на ушах вытаскивать чумазых детишек из лавок и домов, где они подворовывают все, что не приколочено, спасать курятники и предотвращать скопление цыганок на проезжей части. Заранее предвкушаю многочисленные жалобы, которые понесут черепане к исправляющему некоторые
обязанности прокурора, я стану переправлять их в полицейскую часть, а городовые тоже куда-нибудь направят. Понятное дело, что украденный куренок или разбитое стекло штука досадная и очень даже неприятная, но не смертельная.
Точно, что до смертоубийства дело не дойдет, а если и украдут что-то, то сумма ущерба составит не более 499 рублей, не подлежащее рассмотрению Окружного суда. Пущай мировые судьи мучаются. Есть, разумеется, шанс, что цыгане попытаются украсть коняшку у жителя города или уезда, их за это прибьют, а мне придется расследовать дело об убийстве конокрадов, но это вряд ли. В том смысле что украсть-то цыгане украдут, но вряд ли попадутся. Вот наши, доморощенные конокрады, те попадаются, а про цыган не слышал.
Табор где-то стоит? поинтересовался я, хотя это и так понятно если цыгане, то непременно с табором. Как водится, табор становился «за рекой», и туда ездят повесы, а еще девушки накануне свадьбы.
В моей реальности ромалы нигде не кочевали, кур не крали, а проживали в шикарных особняках, зарабатывая на жизнь не гаданием или нехитрыми приворотными зельями, а чем-то другим, порой, не слишком законным. Кажется, правоохранительные органы с ними успешно боролись, вот только количество особняков неуклонно росло. Вполне возможно, что цыгане из 21 века зарабатывали на дома и крутые тачки тяжким трудом на металлургическом заводе или в цехах по производству фосфорных удобрений, но, есть определенные сомнения.
Иной раз женщины выходили на улицу, приставали к прохожим, но без азарта, я бы даже сказал лениво. Верно, выпрашивать копеечку, чтобы «купить ребенку попить», стремно, насущной необходимости в этом нет, но поддерживать себя в форме нужно.
Табор, фыркнул Ухтомский. Речники к нам пожаловали.
Речники? удивился я. А кто это?
Речники, это цыгане, которые не в кибитках кочуют, а в лодках плавают.
А что, есть и такие?
Про морских цыган доводилось слышать, но это, скорее, обозначение их кочевого образа жизни, а не национальной принадлежности. Живут они где-то в Индонезии или в Малайзии, странствуют по морям-океанам на утлых лодках, а на сушу выходят только для того, чтобы продать жемчуг и рыбу, выловленные в водах, да запастись пресной водой. Безо всякого оборудования умудряются нырнуть на глубину в 30, а то и 50 метров. Вот, вроде бы и все, что я знаю. Да, слышал, что накануне цунами морские бродяги уходят в открытое море и там переживают природные катаклизмы.