Это ни в коем случае не означает, что все интеллектуалы заключили союз с государством. О сотрудничестве интеллектуалов и государства см.: Bertrand de Jouvenel. The Attitude of the Intellectuals to the Market Society // The Owl. 1951. January. P. 1927; Idem. The Treatment of Capitalism by Continental Intellectuals // F. A. Hayek, ed. Capitalism and the Historians. Chicago: University of Chicago Press, 1954. P. 93123; перепечатано в: George B. de Huszar, ed. The Intellectuals. Glencoe, Ill.: The Free Press, 1960. P. 385399 [Жувенель Б. де. Интерпретация капитализма европейскими интеллектуалами // Хайек Ф. Капитализм и историки. М.; Челябинск: Социум, 2023. С. 82107]; а также: Schumpeter. Imperialism and Social Classes. New York: Meridian Books, 1975. P. 143155.
Joseph Needham. Review of Karl A. Wittfogel, Oriental Despotism // Science and Society. 1958. Нидхэм также пишет, что «во все века династиям [китайских] императоров служила великая компания глубоко гуманных и бескорыстных ученых. Виттфогель отмечает конфуцианскую доктрину, согласно которой слава правящего класса опирается на благородных ученых бюрократов и чиновников, призванных быть профессиональными правителями, диктующими народным массам. См.: Karl A. Wittfogel. Oriental Despotism. New Haven, Conn.: Yale University Press, 1957. P. 320321. Противоположная точка зрения представлена в: John Lukacs. Intellectual Class or Intellectual Profession? // de Huszar. The Intellectuals. P. 521522.
Jeanne Ribs. The War Plotters // Liberation. 1961. August. P. 13: «стратеги настаивают, что их профессия заслуживает уважения как академический аналог военной профессии», см. также: Marcus Raskin. The Megadeath Intellectuals // New York Review of Books. 1963. November 14. P. 67.
Например, историк Коньерс Рид в своем обращении к президенту выступал за замалчивание исторических фактов с целью служения «демократии» и национальным ценностям. Рид провозгласил, что «всеобщая война, неважно, холодная или горячая, ставит под ружье всех и призывает всех выполнять свою функцию. Историк не более свободен от этого долга, чем физик» (Read. The Social Responsibilities of the Historian // American Historical Review. 1951. P. 283.). Критику Рида и других аспектов придворной истории см. в: Howard K. Beale. The Professional Historian: His Theory and Practice // The Pacic Historical Review. 1953. August. P. 227255. Также см.: Herbert Buttereld. O cial History: Its Pitfalls and Criteria // Herbert Buttereld. History and Human Relations. New York: Macmillan, 1952. P. 182224; также см.: Harry Elmer Barnes. The Court Historians Versus Revisionism. n.d. P. 2.
и разнообразны. В целом аргументы можно свести к следующему:
(а) правители государства великие и мудрые люди (они «правят по божественному праву», они «аристократы» среди людей, они «научные эксперты»), гораздо выше и мудрее своих хороших, но простоватых подданных, и
(б) власть правительства неизбежна, абсолютно необходима и намного лучше, чем неописуемое зло, которое воспоследует за его падением. Союз церкви и государства был одним из древнейших и наиболее успешных из этих идеологических приемов. Правитель был либо помазанником божьим, либо, как в случае многих восточных деспотий, сам являлся богом, так что любое сопротивление его правлению было богохульством. Государственные жрецы выполняли основную интеллектуальную функцию обеспечение народной поддержки и даже поклонения правителям .
Другой успешный прием внушить страх альтернативной системы правления или отсутствия правления. Поддерживалось мнение, что нынешние правители предоставляют гражданам жизненно необходимую услугу, за которую они должны быть чрезвычайно благодарны, защиту от случайных грабителей и преступников. Государство, защищая собственную монополию на хищничество, действительно, заботилось о том, чтобы свести к минимуму частную и несистематическую преступность; государство всегда ревностно относилось к своему заповеднику. В последние столетия государство особенно преуспело в нагнетании страха перед правителями других государств. Поскольку поверхность земного шара была распределена между государствами, одной из основных доктрин государства было отождествление себя с территорией, которой оно управляло. Поскольку большинство людей склонны любить свою родную землю, отождествление этой земли и ее народа с государством стало средством заставить естественный патриотизм работать на пользу государству. Если «Руритания» подвергалась нападению «Валдавии», первой задачей государства и его интеллектуалов было убедить народ Руритании, что атака направлена именно на них, а не просто на правящую касту. Тем самым война между правителями была превращена в войну между народами, каждый народ защищал своих правителей, ошибочно полагая, что это правители защищают их. Этот прием «национализма» имел успех только в рамках западной цивилизации и лишь в последние столетия; еще не так давно основная масса подданных воспринимала войны как ничего не значащие сражения между различными группами знати.