Родившись в Панополе, Нонн, возможно, жил в Александрии, на что указывает как строка из вступления к его поэме (I, 13: Φαρι παρ γετονι νσωι у соседнего острова Фароса ), так и эпиграмма из «Палатинской антологии» (похоже, пародирующая во второй строке нонновский стиль), автор которой видит в Нонне александрийца и автора «Гигантомахии»:
Немного подругому объяснял этот заголовок Лилий Гиральд: «следует выслушать тех, кто изза этих двух стихов придумал некую другую «Гигантомахию» Нонна, хотя он сам в «Деяньях Диониса» называет индийцев гигантами» .
Высказывались и предположения, что Нонн жил в Бейруте, воспетом им в «Деяньях Диониса», возможно, учился в тамошней знаменитой юридической школе. Не меньше оснований предполагать, что образование Нонна было риторическим так много элементов риторики в его поэмах. Во всяком случае, это образование было обширным, как о том свидетельствует насыщенность его текста всевозможными географическими, мифологическими и научными сведениями. Неясно, в какой степени Нонн владел египетским и латинским языками (с этим связаны споры о том, был ли он знаком с поэмами Овидия и Клавдиана).
В словаре «Суда», источнике многочисленных биографических и хронологических данных, нет статьи «Нонн»; зато под словом νόνναι содержится следующее: «Следует знать, что есть и собственное имя Нонн. Он был панополитанец из Египта, ученейший, тот, что переложил стихами Иоанна Богослова» . Вариант этой библиографической справки сохранился и в «Violarium» императрицы Евдокии Макремволитиссы (10591067), фальсификацию Константина Палеокаппы, напечатанную им в Париже в 1512 году. Сходная фраза стоит на рукописи парафразы из королевской библиотеки в Париже (Ра), датируемой XIII или XIV веком: «Следует знать, что этот Нонн был красноречивейший египтянин, тот, что переложил героическим стихом Иоанна Богослова» . Ясно, что составитель этой кочевавшей по рукописям справки знал Нонна только как перелагателя Евангелия.
Две поэмы языческая и христианская всегда ставили перед исследователями вопрос о некой биографической перипетии. Уже не может считаться бесспорным простейший ответ, казавшийся само собой разумевшимся на протяжении пяти столетий от первых читателей Нонна в Европе до Пьера Коллара и Рудольфа Кайделля, а именно, что Нонн, написав (по Кайделлю не дописав) «Деянья Диониса», обратился в христианство и стал покорно, стараясь неотступить от текста, перелагать святое писание христиан (причем Кайделль видел в парафразе симптомы творческого упадка). Вполне возможен и обратный вариант (случаи «обратного» обращения детей родителейхристиан известны; так было, например, с Аммонием Саккасом, учителем Плотина): родившись в семье христиан и в молодости неуверенной рукой юноши переложив Евангелие, очарованный языческой эллинской поэзией копт посвятил годы творческой зрелости воспеванию Диониса. Наиболее осторожные исследователи напоминают, что поэтические произведения не обязательно являются манифестацией конфессиональной принадлежности автора, а также что острота религиозной борьбы притупилась к пятому веку (острой была в это время борьба христиан друг с другом, а не с язычниками), и многочисленные александрийцы и африканцы позднеимперского времени смешивали в своём творчестве языческие и христианские мотивы (Синезий, Клавдиан, Сидоний Аполлинарий, Паллад и Драконтий): церковь была христианской, но школа оставалась языческой. Ф. Виан прямо называет вопрос об обращении Нонна «ложной дилеммой». Однако обе поэмы Нонна кажутся слишком насыщенными религиозным чувством, чтобы можно было без оговорок принять такую точку зрения. Любопытно также, что, как будет показано далее, на протяжении прошедших полутора тысячелетий в зависимости от меняющихся вкусов эпох то одна, то другая поэма Нонна выступает на первый план; «переложив» своими стихами два взаимоисключающих взгляда на мир, Нонн сумел найти точки соприкосновения с отрицавшими друг друга эпохами со средневековьем и с Возрождением, с классицизмом и с романтизмом. Из этого же следует, что Нонна редко принимали целиком: классицизм не мог простить ему явно антиклассического языка и «варварской» образности «Деяний Диониса», романтизм и современность «рабского» следования евангельскому