Малиновский и группа одесситов стали просить, чтобы их отпустили на побывку по домам, мол, они заслужили такое право в боях за старую Россию во Франции. Разрешение с трудом удалось получить в комитете Пленбеж. Первую радость за долгие годы скитаний на чужбине никто нс скрывал. Но кругом были белогвардейцы. В своп двадцать один год Родион Малиновский понимал, что па родной земле его еще ждут новые испытания.
...Солдаты, которых отпустили на побывку, сели в поезд, направлявшийся в Омск. Суровое время давало о себе знать. Эшелоны охранялись от нападения партизан и почти не останавливались на станциях и полустанках. При проверке документов в Иркутске колчаковцы стали задерживать отпускников, появившихся в такую тревожную пору. Малиновский с группой солдат успел бежать. На станции они осторожно выяснили, что почти все железнодорожники настроены против белогвардейцев. При содействии кондукторов одного из товарпых поездов группе Малиновского удалось благополучно доехать до Омска. Остальные добирались разными способами.
В находившемся на осадном положении Омске ютились где придется. Родион узпал, что колчаковцы по утрам разрушают ледоколом лед на Иртыше для остановки частей Красной Армии, которые успешно продвигались на Восток. Было решено перейти реку до взлома образовавшегося за ночь льда.
В первых числах ноября 1919 года Малиновский пересек Иртыш. Где-то рядом должны были переходить реку по льду его товарищи: движением поодиночке достигалась большая гарантия добраться до своих.
С трудом переставляя ноги по снежной целине, Родион шел по полю, ориентируясь по телеграфным столбам. Оп зпал, что вдоль железной дороги и линии связи тянется шоссе, по которому в беспорядке отступают белогвардейцы, поэтому часто оглядывался, стараясь первым увидеть человека и вовремя от пего скрыться. Рваные ботинки с обмотками, истрепанная и грязная шинель, такая же папаха и подвязанный веревками вещевой мешок за спиной придавали Родиону вид старого путника. Так он шел день, ночь и еще
день... Питьевой водой служил снег, а завалявшиеся сухари приглушали чувство голода. В вечеру шум со стороны шоссе стих. Малиновский повернул к дороге, прошел несколько сот метров и, зарывшись в запорошенный снегом кустарник, стал наблюдать: никакого движения. Невыносимо клонило ко сиу. <Пет! Нет! Только не это» промелькнуло в полудремотном сознании. Оп еле поднялся и, пошатываясь, вышел на дорогу. Укатанная и промерзшая, она позволяла ускорить шаг. Вдруг его остановил резкий окрик:
Стой! Кто идет? Руки вверх!
Подняв руки, Родион ответил:
Свой!
Люди подошли вплотную. Малиновский увидел шлемы с красными звездочками, и у пего от радости захватило дух. Один из красноармейцев начал обыскивать Родиона, другие стояли наготове. Вдруг Малиновский вспомнил, что па нем форма царского солдата и в кармане лежат французские награды. До этого они выручали его, а теперь могут подвести. Так и случилось. Особенно подозрительными показались бронзовые кресты с мечами «Круа де Гер», полученные за бои во Франции. Все зло заключалось именно в них, поскольку задержавшие его красноармейцы посчитали, что такие награды получали только офицеры. Все попытки Родиона доказать, что он не офицер и идет к красным, были бесполезны.
Тащи его в кусты и крышка! послышались голоса.
Все кинулись к Малиновскому. Наперерез выскочил стоявший сбоку старший и, закрыв собою «лазутчика», громко сказал:
Мы отведем его в штаб, пусть командир разберется, кто он.
Красноармеец взял винтовку наперевес и сопроводил Малиновского в ближайшую деревню, где расположился на ночлег штаб батальона 240-го Тверского полка 27-й стрелковой дивизии, разведчики которого и встретили его.
В избе, куда ввели Родиона, топилась большая русская печь. За дубовым столом сидел красный командир и что-то размашисто писал при тусклом свете лампы.
После продолжительной беседы комбат распорядился накормить «лазутчика» и устроить па ночлег. Впервые за долгую дорогу Родион спал спокойно и безмятежпо.
Наутро в деревню вошел штаб 240-го Тверского стрелкового полка, а с ним товарищи Малиновского Василий Ермачеико, Сергей Трифонов, Иван Цыб, перешедшие линию фронта па других участках. Слезы радости, крепкие объятия. На глазах у всех друзья сорвали с себя папахи царской армии и втоптали их в снег. Командование предлагало им поехать домой отдохпуть после столь продолжительных и необычных путешествий и скитаний, но они изъявили желание служить в Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Так четверо бывших царских солдат стали красноармейцами 240-го Тверского полка 27-й стрелковой дивизии, которая неотступно преследовала колчаковцев.
...В Омск вступили после короткого боя с небольшим вражеским арьергардом и погнали колчаковцев дальше. Под Каннском, Ново-Николаевском и станцией Тайга красноармейцы разбили белогвардейцев и банды воткип-цев. К началу 1920 года армия Колчака была полностью разгромлена. Вместе с остатками его войск поспешно бежали на восток и нпостраныые интервенты. Теперь они объявили себя «нейтральными» и, чтобы обеспечить беспрепятственное продвижение своих эшелонов, передали Колчака восставшим рабочим Иркутска. Молодая Республика Советов торжествовала еще одну крупную победу.