Александр помрачнел. Песня та же поет она же
Кстати, Сашенька, как папа?
Не знаю.
Как это ты не знаешь? Ладно, на меня тебе наплевать, но родители! Таким родителям достался такой Шекспир доморощенный! Привет папе с мамой передай обязательно.
Родителей Александра теща уважала за их состоятельность, известность, интеллигентность. И даже побаивалась.
Передам. Таню можно позвать к телефону?
Нет ее. Они с Никитой в театр ушли. К обеду вернутся.
Утром в театр?
На утренний детский спектакль. Ты не знаешь, что по воскресеньям дают утренние спектакли для детей?
А сегодня что, воскресенье?
Здрасьте вам
Я заеду сегодня?
Заезжай, осчастливь нас всех. Хоть на ребенка посмотришь, а то небось забыл, что у тебя сын растет. Папаня
В трубке раздались короткие гудки.
Светлана Никодимовна презирала Александра за безвольный, как она считала, характер, за скромные заработки, за то, что он филолог и занимается наукой
сочетание, по ее мнению, бессмысленное и бесперспективное. Хотя сама Светлана Никодимовна тоже была филологом и преподавала русский язык иностранцам в Лумумбарии или, если официально, в институте имени Патриса Лумумбы. Студенты и бывшие студенты часто дарили ей дорогие подарки, даже деньги, которыми она никогда не гнушалась. Александр знал, что Светлана Никодимовна до введения ЕГЭ занималась репетиторством с гарантией поступления в институт, и догадывался, что она берет взятки за экзамены.
Деньги Светлана Никодимовна любила беззаветно. Деньги и все, что с ними связано: украшения, особенно в золотой оправе или в крайнем случае в серебряной, шубы, машины, деликатесы, рестораны. И при таком гедонистическом отношении к жизни даже взятки не спасали денег Светлане Никодимовне не хватало. Она всю жизнь прожила в хрущобе, трехкомнатной, но хрущобе.
В молодости она была красива и пользовалась успехом у мужчин. В двадцать лет залетела, аборт делать не стала «по здоровью» якобы врачи запретили. Татьяну родила без мужа, взяла академ, но потом все-таки доучилась в университете. Дочь Светлана Никодимовна воспитывала сама, а отца Тани всю жизнь шантажировала, запрещая видеться с ребенком и пугая тем, что, если он попытается познакомиться с дочерью или перестанет им помогать, она все расскажет его жене. Несмотря на красоту, Светлана Никодимовна замуж не вышла никто из тех, кого она считала достойными себя, с ребенком не взял. И вероятно, поэтому мужиков она ненавидела лютой ненавистью. Но по-прежнему страстно хотела замуж.
Осень 1579
Без разрешения отца из дома Анна отлучалась только в церковь, да провожала младшего брата в школу. Она подолгу ждала его в повозке, которую прятала в придорожных кустах, подальше от людских глаз. Здесь Анна дремала или предавалась девичьим фантазиям. И когда в один прекрасный день полог ее повозки осторожно отодвинулся и показалось раскрасневшееся лицо Уильяма Шакспера, Анна решила, что это продолжение ее видений. Уилл протянул руку и так осторожно дотронулся до ее обнаженной груди, что внутри у нее все, что называется, оборвалось. Уилл был таким молоденьким, таким симпатичным и застенчивым
Он нежно ласкал упругую девичью плоть, и ему казалось, что он держит в руках еще теплые куски свиной вырезки. Колыхание грудей доводило юношу до головокружения, а бледно-розовое тело Анны навевало лучшие воспоминания из детства, воскрешало впечатления, которые он получал в свинарнике отца. Внутри Уилла все обмякло, а снаружи наоборот что-то окрепло, и от этого ему стало неловко и неудобно. Когда вдруг Анна высвободилась из его рук и встала в повозке в полный рост, юноша подумал, что она все увидела и теперь от него убежит. Но Анна никуда не убегала. Напротив, она развязала юбки и сбросила их на сено. Уилл не в силах был отвести взгляда, хотел зажмуриться, но тоже не смог.
Он никогда раньше не видел полностью обнаженной женщины, а тут перед ним открылась не просто какая-то женщина (a woman ), а та самая женщина (the woman ); от этого зрелища у него перехватило дыхание, и он едва не потерял сознание. Анна медленно развязала и стянула с него рубашку, а потом встала над ним на колени. Ее пышные волосы упали ему на грудь. Уилл замер, боясь пошевелиться. Анна целовала ему шею, плечи и грудь, а Уилл боялся, что девушка, увидев ну, ту оттопыренность, станет ругаться и прогонит его. Но Анна явно никуда не собиралась его прогонять, наоборот, жестом пригласила взобраться в повозку, где начала с улыбкой снимать с него штаны. Теперь они оба были обнажены и некоторое время стояли, взявшись за руки. Потом опустились на колени друг перед другом. Анна взяла его руку.
Потрогай здесь, прошептала она.
Уилл и раньше не отличался ораторскими способностями, а тут и вовсе лишился дара речи. Но речей от него как раз и не требовалось. А то, что требовалось, он делал так самозабвенно и трепетно, хоть и неловко, что эта неловкость ему заранее прощалась. Его рука ощущала что-то влажное и горячее, и Уилл понял:
то, к чему он сейчас прикоснулся, на ощупь гораздо приятнее, чем свиная вырезка, а на вкус, вероятно, лучше, чем окорок.