Я даже боюсь куда-то уходить, потому что каждый раз думаю: вдруг Джейсон вернется, а меня не будет дома? проговорила Стивени, громко хлюпая носом. И он не будет знать, где меня найти!
Она шумно высморкалась в свой мокрый, мятый носовой платок, который комкала в руках. Остальные члены группы забормотали что-то неразборчивое, очевидно, в знак согласия.
Насколько Джейн успела узнать, Джейсоном звали восьмилетнего сына Стивени. Он бесследно исчез четырнадцать месяцев назад, исчез среди бела дня, и с тех пор о нем не поступало никаких известий.
Если не считать Джейн, их было семеро семь женщин и мужчин, объединенных общей бедой, которые сидели на расставленных полукругом оранжевых пластмассовых стульях лицом к психологу-волонтеру. Собиралась группа раз в неделю в помещении общественного клуба, действовавшего под эгидой церкви Богоматери залива. Снаружи шел холодный весенний дождь, низкое небо затягивали сплошные черно-серые облака, но в церковном подвале, под излишне яркими флуоресцентными лампами офисного вида, было жарко и душно, а в спертом воздухе витали запахи прогорклого кофе и пережаренных пончиков. Участники группы поддержки отличались друг от друга и по возрасту, и по жизненному опыту, но их объединяло то особого рода горе, которое охватывает человека, чьи близкие и любимые пропадают без вести. Не умирают просто пропадают.
Только недавно они жили рядом, вели совершенно обычную жизнь и вдруг в одно мгновение исчезли, словно их и не было на свете. Исчезли, но оставили после себя живую, пульсирующую пустоту, которая никак не заполняется. И она болит. Болит постоянно и не дает жить. Неизвестность это не ад, это гораздо хуже. Ожидание, не имеющее конца, предела, конечной точки. Большинство людей, которые подобного не испытали, просто не могут понять, каково это ждать и ждать, не имея почти никакой надежды.
Я хорошо вас понимаю.
Это сказал мужчина, сидевший справа от Стивени. Его звали Кристофер делясь всем, что считали возможным высказать вслух, члены группы обращались друг к другу только по именам, без фамилий. Джейн, однако, испытывала с этим определенные трудности. Она не просто стеснялась делиться своими сокровенными переживаниями с совершенно посторонними людьми; ей была не по душе сама идея, хотя остальным группа поддержки, возможно, чем-то помогала.
Взять того же Кристофера Строитель или дорожный рабочий, он носил плотные джинсы, а его грубые башмаки со стальным подноском были испачканы в глине. Огромные руки представляли собой настоящую коллекцию шрамов и ссадин самых разных размеров и форм. Как и Джейн, Кристофер, вероятно, пришел на занятие группы в свой обеденный перерыв. Несколько ранее он упомянул, что ему исполнилось пятьдесят пять, но выглядел он лет на десять старше. Два года назад его восемнадцатилетняя
дочь отправилась с друзьями в ночной клуб в центре города и больше не вернулась домой. Ни Кристофер, ни его жена не знали, что с ней случилось. В конце концов они развелись. Как и Стивени. Как и многие другие участники группы. Бесплодное и безнадежное ожидание не может не сказываться на семейной жизни. Оно раскалывает даже самые прочные семьи. Разрывает дружеские связи. Убивает доверие. Мешает работе. Мешает ощущать себя личностью.
В том, что горе мешает работе, Джейн убедилась на собственном опыте. После недавнего инцидента на службе, в результате которого едва не развалилось нашумевшее дело об убийстве, ее временно перевели в «отдел специальных расследований» полицейское подразделение, состоящее по сути из нее одной, где ей предстояло заниматься давними висяками. Поначалу шеф и вовсе хотел отправить Джейн в длительный отпуск и даже предлагал ей уйти в декрет пораньше, но она не согласилась. Ее охватывал ужас при мысли о том, что придется торчать дома совершенно одной, наедине с собственными мыслями. Джейн нуждалась в работе, чтобы не сойти с ума, и в конце концов шеф пошел ей навстречу, хотя и настоял на курсе психологических консультаций. Вот так она и оказалась в душном церковном подвале сидела на неудобном оранжевом стуле и слушала Стивени, Кристофера и других людей, которые так и не сумели ничего решить для себя и вряд ли сумеют помочь ей.
Мне кажется, я не могу даже горевать как следует! говорил Кристофер. Потому что горе это как капитуляция, как предательство. Ты сдался, поднял белый флаг, а весь мир движется дальше, но уже без тебя.
Он посмотрел на свои изуродованные руки и тихо добавил:
Порой я чувствую себя как плевок зубной пасты, который прилип к раковине. Прилип, присох и никак не смывается в канализацию.
Джейн невольно сглотнула. Она хорошо знала статистику и понимала: шансы Кристофера снова увидеть свою дочь живой практически равны нулю. Ему и его бывшей жене крупно повезет, если где-нибудь когда-нибудь случайно найдут кости их ребенка. Только в этом случае можно будет попрощаться с ней как положено, похоронив останки или предав их кремации. То же самое относилось к Стивени и ее маленькому сыну, да и ко всем остальным Глаза Джейн внезапно защипало, и она машинально повернулась к подвальному окну в поисках выхода. Глядя на грязное, в потоках дождя стекло, Джейн крепко сжала кулаки, изо всех сил стараясь не заплакать. «Держись, твердила она себе. Держись и терпи. И не ляпни какую-нибудь глупость. Не реви. Злись. Злись изо всех сил. Это проще. Это поможет победить боль».