Но если плотина фронта, пригвождающая к себе 95 процентов наших сил, не может задержать серьезного удара, и в лучшем случае, на неудачников, попавших под лавину, следует смотреть как на авангард тех масс, которые будут собраны нами для приготовления противодействия, то может быть такая стратегия до соприкосновения с неприятелем была аксиомой для нас в эту войну и ей наши войска обязаны многими горькими минутами, тысячами затраченными бесплодно жизней и тяжелыми разочарованиями. Мы не терпели пустого пространства между нами и неприятелем, останавливавшемся там, где ему удобно, и считали своей обязанностью на всем фронте непременно доходить вплотную к неприятельским окопам. Линия нашего фронта на девять десятых своего протяжения обусловлена не стратегическими и тактическими требованиями, а тем, что нас сюда пустили немцы. Если неприятель располагался на сухих удобных холмах, то мы считали ниже своего достоинства выбирать себе противолежащую гряду холмов и обязательно спускались на болото перед неприятелем, уступая ему выгоды командования; располагая солдат в наполненных водой траншеях-канавах, обрекали их на цингу и с неимоверными усилиями возводили в жидкой грязи укрепления, которые неприятель всегда может сдуть как карточный домик. Весь наш фронт, в оперативном отношении, представляет не продуманное оборонительное целое, а дает картину несостоявшегося наступления. Закапывались в землю там, где дальнейшее продвижение стоило слишком больших жертв. Стоходские плацдармы, не выдерживающие критики ни сточки зрения тактики, ни стратегии широко распространенное явление. Наши штабы не усвоили необходимости самоограничения, необходимости не делать всего, что позволяет противник, не форсировать сил солдата там, где это не требуется обстановкой.
И в сравнении с нашей стратегией, основанной на полном посыле вперед войск, как высылает лошадь в начале скачки неопытный жокей, чтобы затем съехать с половины круга, высшей мудростью являются отступления Гинденбурга отступление в Восточной Пруссии в августе 1914 года перед Ренненкампфом, чтобы обрушиться на Самсонова, отступлением от Варшавы к Калишу в том же октябре, чтобы не втягивать свою армию в бой в невыгодных условиях, отступление на Сомме прошедшей весной во Франции, чтобы подготовленная с большой тщательностью франко-английская атака повисла в воздухе, наконец, последнее отступление немцев на Рижском фронте, на более узкий фронт сильных по местности и подготовленных позиций. Тщательное самоограничение наиболее характерная черта германской стратегии, о которой возвещали Блуше и Фрейтаг-Лорингофэр, и которая воплощена в жизнь Гинденбургом. Поход Карла XII вглубь России давно осужден немецкой военной мыслью, и не наша китайская стена, тогда еще не существовавшая, остановила их движение в 1915 году.
Когда перед рижской операцией мы очистили наши позиции в районе болота Тируль и отошли на 10 верст, немцы продвинулись вперед, так как фронт их позиции сокращался вдвое, и надо было, ввиду намеченной атаки Риги, поддерживать с нами соприкосновение.
Но взятые нами пленные передавали, что все немецкие офицеры и солдаты отчаянно ругались по поводу этого маневра; пришлось оставить бетонные укрепления, землянки с электрическим освещением, готовые линии узкоколеек, чтобы в холодную и дождливую августовскую пору выходить на новый рубеж и без всякого комфорта располагаться под открытым небом и русской шрапнелью.
Конечно, есть на нашем фронте, вблизи от немцев лакомые куски, вроде Двинского железнодорожного узла, или уголка неприятельской земли у Брод, которые никак нельзя дать немцам без боя. Но есть и огромные участки, где неприятель, продвигаясь вперед, не достигает никаких целей, а между тем удаляется от своих железных дорог, теряет комфорт и должен утроить, вследствие отсутствия долговременного укрепленного фронта, количество действующих здесь войск и снабдить их колесным, запряженным обозом, когда лошадей в Германии нет. Можно быть уверенным, что германцы на этих участках вперед не пойдут; последнее было бы повторением наших ошибок. Та фикция Великой стены, которой мы располагаем на таких участках, в действительности никакой роли не играет.
Этот анализ нашего фронта позволяет утверждать,
что возможно разрешить проблему существенного сокращения нашей армии не только не переходя к кордону, но даже значительно увеличив абсолютную цифру наших резервов, и не только не обременяя войска новой непосильной растяжкой на позициях, но обеспечив им более частую смену и более легкие оборонительные задания. В основу требуемого оперативного творчества следует лишь положить отказ от принятия во чтобы то ни стало на всех участках наступательной позы, которая неприятеля нисколько не смущает, и поддержание соприкосновения с неприятелем на многих участках лишь разведочно-кавалерийскими частями. По мере того, как мы будем освобождать завязшие ныне на кордоне войска и сводить их в ближайшем тылу в крупные резервы, дадим им возможность и лучшего существования, и обучения, положение наше для противника будет становиться более грозным; забыв о непрерывности фронта, отказавшись местами от развращающей войска позиционной войны, обнаружив уклон к маневру и полевому бою, мы создадим достойное основание нового оперативного творчества.