Образ, представившийся мне в Англии, был особенно впечатляющим. Я посетил одно имение, расположенное на тяжёлой глинистой почве. Анализ почвы показал острую недостачу кальция. По правилам теории минеральных веществ могло бы помочь кальциевое удобрение. Но своеобразие этой ситуации состояло в том, что эти почвы, что случается нередко, были толщиной 4060 см, под ними же находился чистый известняк. Поверхностный слой целиком был изолирован от подложки и вёл свою собственную жизнь, подобно гнойнику. Здесь уже не устанавливались жизненные отношения между жизнью корней, почвенных бактерий и дождевых червей. На эту изоляцию воздействовали односторонними культурными мероприятиями. Как только дождевых червей возбудили с помощью гумуса, они стали с глубины до двух метров транспортировать вверх известь. Корни бобовых глубоко проникли в землю. Вследствие их растворяющего почву действия, которое сильнее, чем у злаков, в 40-60 раз, они осуществляли взаимообмен и оживление. Своевременное проветривание поддерживало этот целебный процесс, когда был сделан первый шаг к созданию гумуса.
Как следствие этих отношений в Америке и в Англии развилось широкое органическое движение фермеров. «Органинг Гарденинг», «Органик фаминг» сегодня общеизвестные понятия. Английская «Сойл Ассоциейшн» под духовным руководством леди Евы Белфор охватила своей деятельностью всё британское государство. Вначале имели в виду органическое улучшение почвы садоводами и фермерамилюбителями. Профессиональные фермеры, научные и правительственные круги вначале отнеслись к этому отрицательно. Однако органическое движение заметно стало расти, и читателей органической литературы на Западе сегодня насчитывается сотни тысяч. Их существование более, чем всякое другое, доказывает необходимость
изменения ортодоксальных понятий в сельском хозяйстве. Но поскольку это движение часто ведётся неспециалистами, их воззрения не выдерживают основательной научной проверки. Поэтому возникает необходимость ввести научные методы мышления и исследования, чтобы органическое почвенное движение поставить на здоровую основу.
Главная трудность состояла в том, чтобы не просто органическую субстанцию называть «органической», но старательно проработать понятие «гумус». Этот вопрос будет подробно обсуждаться в последующих главах (глава II).
И всё же сегодня даже в публикациях специальной литературы западных исследовательских лабораторий, и даже в литературе по искусственным удобрениям встречаются важные утверждения, что «без уделения должного внимания вопросам гумуса дело дальше не пойдёт», что «образование в почве хорошего гумуса является основой всякого почвенного хозяйствования».
Тем самым можно сказать: органическая идея опирается на сельскохозяйственное мышление и уже не может быть отвергнута. Автор особенно в течение последних четырнадцати лет стремился эту идею поставить на предметнонаучную основу и создать органическую науку о почве. Ещё нельзя сказать, что знания органической науки о почве нашли всеобщее признание. Но что есть такая необходимость, уже никто из благоразумных людей не отрицает, безразлично, к какому бы лагерю господствующих мнений они ни принадлежали. В особенности на Западе где эту проблему теперь рассматривают непредвзято и предметно и мало обращают внимания на устаревшие школьные мнения. Это характерно особенно для Запада, где повреждения проявились сильнее всего и яснее всего стала недопустимость NPK-учения. Между так называемым органическим движением и биологическидинамическим методом есть существенные различия, которые будут обсуждены в последующим главах. Здесь же предварительно скажем, что биологические процессы в природе в последние годы стали общим предметом воззрений, тогда как знание динамических процессов значительно отстаёт.
Германия, географическибиологическое положение которой считается одним из самых благоприятных, обнаружила, повидимому, опасность в тот момент, когда ещё был возможен возврат. Там создался круг биологическидинамических хозяйств, которые уже в 1924 году интенсивно и с успехом занимались этим вопросом. Постепенно была осознана грозящая опасность. Уже перед последней мировой войной архитектор Алъвин Сейферт («Дойче техник», сентябрьоктябрь 1936) писал об опасности остепнения Германии. Д-р А. Хайслер («Гиппократес», 8 июля 1937 г., с. 671) говорил: «Мы, уроженцы Шварцвальда, уже почувствовали судьбы леса. Шварцвальд уже больше не может быть «чёрным лесом», но частично должен стать лиственным лесом, поскольку почва обрабатывалась так односторонне, что пихты уже не могут развиваться одни. При мне в Кёнигфельде были уже повалены целые участки леса, и служба лесничества на местах, где исчезли пихты, выращивает восемьдевять различных сортов деревьев». Шварцвальд особенно пострадал от войны. В интересах не только сохранения климата мы надеемся, что ещё не поздно попытаться заняться восстановлением лесов не только в Южной Германии, но и в соседних районах Северной Швейцарии. Пишущий эти строки, обращавший внимание на описанную проблему во время своих многочисленных поездок по различным странам в различных частях света, с особой озабоченностью наблюдал развитие южного Шварцвальда. Уже в 1940 году в северных лесных горных районах он наблюдал на одном из склонов деградацию гумуса, первые признаки эрозии и появление степных трав. Пражский географ д-р С. в устной беседе сказал, что наблюдается миграция степных трав с Востока в Богемию.