мобильник, завалившийся в щель между стеной и тумбочкой. Смахиваю виджет будильника и поднимаю глаза на Алекса. Как себя чувствуешь?
Он мычит что-то нечленораздельное, кряхтит, как старый автомобильный движок, и переворачивается на бок лицом ко мне. Нижняя губа у него распухла, ссадины над бровью и скулах потемнели, вокруг них появился синеватый ореол. Перевожу взгляд на его грудь. Под сползшим с неё одеялом виднеются жуткие лиловые пятна.
Твою мать.
Сделаешь кофе? вопрос с хриплым стоном. Алекс тянет ко мне руку, проводит большим пальцем по щеке, размазывая мою непрошенную слезу.
Угу, всё, что могу ответить.
Нежно, почти невесомо целую его в краешек разбитой губы и ухожу на кухню, уговаривая себя не быть размазнёй. Ему не нужны мои сопли, только поддержка. И я должна быть для него ею.
Сквозь шум кофемашины слышу, как Алекс копошится в своей сумке. С трудом сдерживаюсь от того, чтобы не броситься ему на помощь. Вчера это казалось уместным, а сегодня я будто бы этим порывом поставлю его в неловкое положение. Алекс ясно дал понять одним взглядом из-под нахмуренных бровей, что не хочет моего беспокойства.
Из зала Алекс перемещается в ванную, а я всё так же через шум пытаюсь прислушиваться к его шагам и анализировать, насколько его состояние ухудшилось со вчерашнего вечера. Нарезаю тонкие кружочки колбасы и помидора, затем прямоугольники сыра и собираю бутерброды. Отправляю всё в микроволновку, плюхаюсь на диван, закуривая сигарету и рассматривая рваное снежное покрывало за окном.
За ночь выпал снег, но практически не лёг. Лишь припорошил крыши машин и пожухлую траву, к обеду он уже растает. Декабрь подходит к концу, а в Краснодаре дети до сих пор не лепили снеговиков, не катались на санках и не оставляли снежных ангелов в сугробах. И вряд ли в этом году у них будет такая возможность. Прелести жизни на Юге.
Продрогнув от холода, закрываю окно и тушу сигарету в пепельнице. На пороге кухни как раз появляется Алекс с взъерошенным влажным ёжиком волос, в свободном сером свитере и чёрных джинсах. Он выглядит взбодрившимся, даже повеселевшим. В тёмных глазах хитринка, а на губах однобокая улыбка. И опять я вижу своего супергероя, которому всё нипочём.
Ваш кофе, майор, ставлю на стол дымящуюся кружку, потом достаю из микроволновки бутерброды. Если хочешь, ещё лосось остался. Погреть?
Не нужно, Алекс садится на своё привычное место и обхватывает ладонями горячую кружку. Уф, ну ты и наморозила тут, Пикассо. Смотри, заболеешь.
Он взглядом пробегается по моим голым ногам, покрытым мелкими пупырышками.
Не хотелось тащиться на балкон, вытряхиваю пепельницу в мусорное ведро, чтобы не воняло. Не заболею! Мне ещё за тобой присматривать.
Вновь запускаю кофемашину, сама плетусь в ванную. Привожу себя в божеский вид, переодеваюсь в горчичного цвета кофту с треугольным вырезом и коричневые вельветовые брюки. Забрав кофе, усаживаюсь перед зеркалом в прихожей. Алекс наблюдает за мной через дверной проём с кухни, медленно жуя бутерброд.
У меня для тебя есть новость, говорит он загадочно. Не знаю, как ты отреагируешь, если честно. Хотел подождать до праздника, но подумал, лучше показать тебе это раньше. Вдруг придётся придумывать новый подарок.
О, бросаю на него любопытный взгляд. Разве мне когда-нибудь не нравились твои подарки?
Алекс хохочет.
Поверь, этот довольно... необычный.
Заинтриговал!
Отодвигаю в сторону флакон любимых духов «Lost cherry» и натыкаюсь глазами на фотографию с Андреем. Ту самую, типа свадебную. И, блядь, впервые приглядываюсь к белому маленькому принту на чёрной футболке Андрея.
«Он, кстати, на вас чем-то похож. Тоже темноволосый. Может, в плечах помельче будет, а так... Футболка у него чёрная с розой ветров была», вспоминаются слова свидетеля аварии.
Роза ветров.
Сука, Андрей надел на роспись футболку, в которой был в вечер аварии. Это издёвка? Последний плевок в сторону моего брата? Мол, смотри, ты сдох, а я буду иметь твою сестру?
Взор застилает красная пелена злости. Нет, не злости, а самой настоящей ярости. Непослушными пальцами вытаскиваю из рамки фото и с остервенением рву его на кусочки под недоумевающий возглас Алекса:
Марго?
Этот ублюдок надел на роспись футболку, в которой был тогда на мосту. Слышишь, Алекс? Ту самую, блядь, футболку! В глаза мне смотрел, в любви клялся, а сам потрахивал девушку моего брата и видел, как тот летел с моста. Не-на-вижу, шиплю, фрагментируя глянцевое лицо Андрея с особым усердием.
Какая там интуиция мне подсказывала, что брак можно сохранить? Дура набитая. Идиотка пустоголовая. Никогда
никакой космической любви не было, я всё себе выдумала и жила, как блаженная.
Резко захотелось посмотреть в глаза Андрею и спросить, зачем он сохранял наш брак даже после того, как мой отец продал свою долю его семье. Если он не любил меня. Из чувства вины? Мне не верилось, что Андрей на него способен. Или я была каким-то его персональным активом? Источником пассивного дохода? В это верилось больше. Но что тогда ему может дать малолетка-Крис? Она дочка депутата, что ли?
Давай покончим с этим, сжимаю в ладони обрывки фотографии и поднимаю глаза на Алекса. Я не передумаю. И не пожалею.