Постойте! Я регион запомнил! Алекс резко останавливается и оборачивается на мужчину. Хёндай не нашинский был. Ростовский. Это я точно помню, потому что ещё подумал «понаедут и гоняют, как вздумается».
Алекс, секунду подумав, кивает и машет в знак благодарности. На лице у него появляется жуткая кривая ухмылка.
Глава 18. Грация. Победа. Согласие.
Чего ж вы, Денис Сергеевич, на явке не сказали это? спрашивает Алекс с той же ухмылкой.
Как не сказал? искренне удивляется тот. Говорил. И про марку автомобиля, что Солярис, и про регион. Номер только не запомнил...
Понял. Спасибо!
Алекс больше не задаёт вопросов. Буквально тащит меня к Ауди, попутно набирая кого-то по телефону. Еле успеваю переставлять ноги, поспевая за ним.
Слав, привет. В офисе или на выезде? на другом конце что-то невнятно отвечают, и Алекс торопливо продолжает: Метнись за мой стол, найди в компе папку с ДТП на Тургеневском. Ага, да.
Поставь на громкую, я дёргаю Алекса за рукав куртки.
Он кивает, снимает машину с сигнализации, и мы забираемся в салон, скрываясь от противного дождя. Алекс включает громкую связь.
... ногу сломит. А! Увидел!
Красавчик. Внутри есть папка с названием «Старое». Открой.
Так, Слава дважды щёлкает мышкой. Открыл.
Найди протокол явки Левченко Дениса Сергеевича. Он там упоминал белый Хёндай Солярис? Алекс надавливает пальцами на веки и тихо бормочет под нос: Я ж не идиот конченный.
Слава замолкает, снова щёлкает мышкой. Слышно, как крутится колёсико, и как он что-то жуёт. Мне почему-то представляется, что Слава держит в руке бутерброд, и его пальцы оставляют жирные следы на мышке Алекса.
Так, повторяет он деловым тоном. Нет. В протоколе ничего не сказано про Хёндай.
Ну-ка, пошарься по папкам архива. Там где-то должны быть сканы письменных показаний свидетелей за пятилетку, Алекс тарабанит пальцами по рулю. Посмотри, есть ли там бумажка Левченко?
Слава что-то бурчит, но принимается опять тыкать по кнопкам и щёлкать мышкой. Я нервно кусаю губу, вслушиваясь в шорохи из динамика. Проходит, наверное, минут пять, пока он не выкрикивает радостно:
Нашёл, майор! И правда, в оригинале этот Левченко говорит про твою машину. Наверное, ребята это не вносили в официальный протокол, дело-то понятное...
Слав, я не просил делиться предположениями, цедит Алекс с раздражением. Найди мне все машины этой марки с ростовским регионом, пожалуйста. И скинь списком вместе с владельцами и их адресами. До вечера сделаешь?
Постараюсь, майор, отзывается Слава уже без энтузиазма.
Жду.
Алекс отключается и ударяет ладонью по рулю, на что Ауди откликается пронзительным гудком. Я вздрагиваю.
Мне даже в голову не пришло сравнить письменные показания с протоколом! Это ж, блядь, додуматься надо было не внести данные.
Может, случайно? робко предполагаю я, положив руку Алексу на плечо. Не злись.
Издеваешься? он распаляется сильнее, стрельнув в меня потемневшими от гнева глазами. Марго, это тебе не карандашом за контур случайно вылезти! Не внесли, чтобы геморроя лишнего не было. Надо же было машинку искать, водителя опрашивать, камеры просматривать. А зачем? Проще не упоминать некоторые детали в официальном протоколе. Дело-то понятное!
Алекс заводит машину и круто разворачивается. Взвизгнув шинами, Ауди стремительно вылетает из тупика прямиком на трассу и несётся в сторону моего дома.
***
Когда на часах отмечается без пятнадцати восемь, я начинаю волноваться. Ладони становятся влажными, и я незаметно вытирают их о коленки.
Мы с Алексом проводим один из тех вечеров, которые принято называть «тихими и семейными». Заказали роллы, включили «Малыша на драйве» и просто наслаждаемся друг другом, лёжа в обнимку на диване.
Пытаемся наслаждаться.
Алекс заметно напряжён, то и дело бросает косые взгляды на свой мобильник. Как я ни пыталась переключить его внимание, он всё равно оставался слишком взвинченным, чтобы сосредоточиться на фильме или моих ласках.
Помню, на сороковой день после смерти Димы я в бессильной агонии срывалась на каждом, кто пришёл помянуть брата к нам домой. Мне казалось, что они все лицемерные мудаки, которые бухают и льют слёзы по расписанию: на похоронах, на девятый день, на сороковой день. А, сука, в промежутках продолжают жить свою беззаботную жизнь, пока мы с родителями разваливаемся. Алексу тоже досталось, но он не повёлся на мою злобу. Лишь сказал убийственно спокойно: «Не только ты его похоронила». Именно тогда я поняла, насколько глубоко ранила его смерть Димы.
И сейчас, когда Алекс дёргается от каждой вибрации мобильника, понимаю, что он не успокоится, пока не узнает правду о том вечере. Его раны не заживут без неё. Ему недостаточно, как мне, цепляться за воспоминания.
Расскажешь, что тут было, указываю на телевизор, поднимаясь с дивана. Алекс вопросительно смотрит на меня. Жутко захотелось кукурузы в банке. Тебе взять что-нибудь в магазине?
Кажется, Алекс едва сдерживается, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Усмехается, ткнув в недоеденную Филадельфию:
Да ты, видно, шутишь. Кукуруза?
Ну, а что? развожу руками. Не смейся! Очень захотелось.
Он вдруг прищуривается и бросает взгляд на мой живот.