Лицо бледное, подбородок дрожит. Он молчит. Я тоже. Слова сейчас излишни, а я пытаюсь прокрутить в голове то, что скажу ему дома. Услышит ли он?
И всё же сквозь темноту дороги, в ритме шин я чувствую: он рад, что я пришла и забрала его из этого ужасного места. Потому что уйти проще, чем вернуться. Вот где надо иметь смелость.
Тимур бросает взгляд в зеркало заднего вида, и мы смотрим друг другу в глаза короткие пару секунд. Я говорю ему мысленно, насколько благодарна, а он подмигивает, усмехаясь, словно сейчас не поздний час, а мы едем куда-то за город отдыхать.
Живот ноет. То ли от пережитого, то ли от несварения. И я снова вспоминаю, что должна стать матерью. И от этого становится грустно. А ещё страшно, потому что теперь это нужно лишь мне. Больше никому. Ни сыну, ни мужу, ни даже матери, которая слишком занята ремонтом. Единственная, кто действительно обрадуется, свекровь. Посмотрит на меня своими удивительно добрыми глазами, а потом скажет, что это чудо.
Останавливаемся у дома, выбираясь на свежий воздух. Благодарю Тимура, который хлопает Марка по спине, как старого знакомого.
Не обижай мать, она у тебя одна, пацан. Как только ты поймёшь это всё изменится. Для всех людей ты один из миллиона, из миллиарда. Но для неё, указывает в мою сторону, единственный и неповторимый. Осознай. Никто не будет любить и прощать тебя так, как мать. Поверь моему опыту, я много совершал ошибок.
Может, для Марка это пустой звук, но для меня слова, от которых мурашки.
Давай, Настя, обнимает на прощание Тимур, как старую знакомую, гладя по спине. Надеюсь, когда позвонишь в следующий раз, повод будет куда веселее.
Тут же прыгает в машину, и отъезжает, а мы остаёмся.
Пойдём что ли, киваю сыну, приглашая за собой. Чувствую, как меня покрывают одеждой. Марк возвращает куртку, и я улыбаюсь ему, оглядываясь из-за плеча. Всё же приятно почувствовать заботу от близкого.
Кухня кажется чужой. Как будто после обрушившейся на нас бури всё сместилось, даже стулья стоят не так, даже свет из знакомой лампы стал холоднее.
Не спрашиваю, будет ли есть, потому что лишнее. Просто достаю из холодильника колбасу, сыр, масло и хлеб. Согреться бутербродами с чаем, особенно, когда продрог от холода и страха.
Я в ванную, бурчит под нос Марк, тут же скрываясь. И когда оборачиваюсь его нет. Прислушиваюсь к звукам. Вода включается. А он даже не взял ничего, чтобы переодеться. Ставлю чайник и иду к сыну в комнату. Добываю из шкафа домашние вещи: уютные, тёплые, такие знакомые. Подхожу к двери в ванную и стучу.
Марк, вещи.
Он дергает щеколду, а я кладу на стиральную машинку одежду, не глядя. Всё как обычно, Настя, успокойся. Только внутри дрожат струной натянутые нервы.
Когда закипает чайник, разливаю по кружкам кипяток, и мятный дух напитка добирается до ноздрей. Сижу,
обняв ладонями чашку, жду, когда появится сын. Сердце бьёт тяжело, как будто под каждым ударом придавленная боль.
Марк входит с мокрой головой и виноватым взглядом. Лицо серое, уставшее, но выглядит куда лучше того мальчишки, которого я видела в заброшенном доме. Он не смотрит в глаза, садится и ест молча, чуть сдвинув чашку. Ни слова, ни вздоха.
Смотрю на родного сына, которого выносила, растила, кормила, шла с ним через гранитные камни школы, через кубометры воды в бассейне, больницы, страхи. И чуть не потеряла из виду теперь.
Думаешь, ты один сейчас ломаешься? спрашиваю тихо, и голос дрожит. Он замирает на мгновение, но потом продолжает двигать челюстями, пережёвывая бутерброд.
Опускаю глаза в чашку, где отражается усталая женщина, в которой с ужасом признаю себя.
Думаешь, мне легко? продолжаю, не поднимая головы. Что я родилась сразу матерью? Такой терпеливой и всепрощающей? Мне сорок два, Марк. А тебе пятнадцать. И самое моё большое заблуждение, что я видела в тебе ребёнка.
Поднимаю голову, усаживаясь так, что мой правый бок повёрнут к сыну.
Ты повзрослел, и уже не стоит оберегать тебя от проблем, которые нависли над нашей семьёй. Ты хочешь стать старше хорошо. Тогда будет тебе правда: жестокая и беспощадная. Без тайн и сокрытий, без заботы о твоём мире, который я пыталась оберегать.
Боковым зрением вижу, как сын поднимает голову. Он явно не понимает, к чему я клоню. Только пришла пора расставить все точки над «i».
Глава 35
Думаю, ты заметил, что твой отец не пошёл тебя искать. Знаешь, где он сейчас?
Вопрос риторический, но всё же выдерживаю паузу.
В очередной командировке. Я не желаю настраивать тебя против него ни в коем случае. Дети должны знать отца и мать, кем бы они не были. И уже сами выбирать, как поступать дальше. А факты такие: у Карпова две женщины, кроме меня. Надеюсь, ты понимаешь, о чём говорю. Одна его начальница. Вторая куда моложе твоей матери.
Поворачиваю голову в его сторону.
И беременна.
Марк смотрит на меня не мигая, но сдвигает брови так, будто не понял. Я слишком хорошо знаю своего сына, чтобы считывать его эмоций.
Да, ты не ослышался. Она ждет ребёнка от твоего отца. Брата или сестру спроси у него сам. Я узнала об этом недавно и, как понимаешь, не стану жить с тем, кто меня предал. Тебе придётся выбрать родителя, с кем останешься, и я не призываю к тому, чтобы это была я. Только тебе решать, Марк. Единственное, о чём прошу не говори ему сейчас ничего. Дай мне педелю, за которую я решу некоторые вопросы. Я не хотела укладывать на твои плечи подобный груз, но реалии таковы, что ты должен прозреть и понять, делаю паузу, не только тебе в этом мире невыносимо, не только тебя не понимают, не только тебя предают.