Я подаю на развод, произношу я, ощущая, как каждая буква дается мне с трудом. И на раздел имущества. Я не намерена оставаться в подвешенном состоянии, пока ты живёшь своей новой жизнью. Давай решим всё цивилизованно.
Он замолкает. В его глазах появляется что-то странное, как будто он не ожидал, что я скажу это вслух. Но уже через секунду он расплывается в насмешливой улыбке и тихо смеётся, глядя на меня с видом человека, которому только что рассказали анекдот.
На развод? На раздел имущества? Вера, ты себя слышишь? он цокает языком, покачивая головой. У тебя ничего нет. Ты хоть понимаешь это? Дом этот, в котором мы живём, оформлен на меня, по дарственной
от моих родителей. Ты не имеешь к нему никакого отношения.
Эти слова звучат как удар. Он говорит так, словно я для него никто, незначительная часть его прошлого. Но я не подаю виду, что его слова задели меня, не позволяю себе слабости, хоть внутри всё сжимается от унижения.
Я знаю, что дом оформлен на тебя, стараюсь держать голос ровным. Но есть и другие вещи. Например, деньги, совместные сбережения.
Он снова усмехается, бросает на меня пренебрежительный взгляд, словно я наивный ребёнок, требующий игрушку.
Вера, ты и правда думаешь, что у нас есть какие-то совместные сбережения? Всё, что есть, это деньги на счёте фирмы. Остальное давным-давно лежит на оффшорных счетах, к которым ты не имеешь никакого отношения.
Он смотрит на меня с таким самодовольным видом, а мне хочется зарыдать в голос. Его слова как плевок в лицо, и я понимаю, что человек, стоящий передо мной, давно перестал быть тем, кого я когда-то любила и кому доверяла. Он только и делает, что издевается, старается унизить меня, пытаясь растоптать мою последнюю гордость.
Знаешь, Воронов, я думала, что после двадцати шести лет совместной жизни, я тебя хоть немного знаю. Мы были вместе столько лет, строили этот дом, создавали всё, что у нас есть, сына воспитывали.
Да, Вера, именно так, отвечает он с ледяным спокойствием. И все эти двадцать шесть лет ты жила как сыр в масле. А на работу ты ходила только ради того, чтобы шмотки новые выгуливать, которые покупала на мои деньги.
Его слова обжигают, словно удар хлыста. Он говорит о наших двадцати шести годах вместе, как будто это были какие-то приятные каникулы для меня, словно всё, что у нас было, это только его заслуга, а я лишь сторонний наблюдатель.
Ты действительно так считаешь? мне нечем дышать, и я словно выброшенная на сушу рыба, начинаю ртом хватать воздух. Думаешь, что я просто пользовалась тобой? Что я все эти годы не вкладывала в нашу семью, в тебя, в сына?
Он усмехается, холодно, презрительно, и делает шаг ближе. Смотрит в глаза.
А что ты сделала, Верунь? Ты, конечно, неплохо смотрелась рядом, но это я строил этот дом, я зарабатывал, я принимал решения. Ты всегда была просто женой. Согласись, всё было прекрасно, пока ты играла свою роль.
Слышу его слова и осознаю, что сейчас он пытается окончательно лишить меня права на мою жизнь, нашу жизнь. Он говорит так, словно всегда смотрел на меня сверху вниз, но только теперь решился это озвучить.
Так вот как ты это видишь. А как же все те ночи, когда я сидела с нашим сыном, когда ты был занят своими «важными делами»? А как же забота о доме, обо всём, что создавало твоё «масло», в котором я, по-твоему, жила? Ты хочешь стереть всё, что я сделала для нас, потому что это удобно?
Удобно? он хмыкает, снова закатывая глаза, как будто я сказала что-то наивное. Да, это было удобно. Потому что ты всегда молчала, всегда соглашалась. Вера, ты ни разу не сделала ничего значимого. Всё, что у тебя было, это мои деньги и твои собственные фантазии о том, что ты тут чем-то управляешь.
Его слова ранят меня до глубины души, но сейчас, несмотря на весь этот ледяной гнев и презрение, я чувствую, что должна держаться. Он хочет меня сломать, показать, что я ничего не стою без него, что всё в моей жизни его заслуга.
Нет, Вера! Не плачь. Не перед ним и не сейчас.
Я всё равно заберу то, что мне полагается! говорю я, чуть приподняв подбородок,
Он снова смеётся, как будто это просто смешная шутка.
Вера, ты себя слышишь? У тебя нет ни малейшего понятия о том, как живёт этот мир. Ты, правда, думаешь, что хоть что-то получишь? Да мой адвокат распилит тебя в пух и прах.
Возможно. Но я не отступлюсь.
Он бросает на меня пристальный взгляд, и я вижу, как в его глазах мелькает раздражение.
Так, тяжко вздыхает он. Заканчивай этот цирк. Слушать тебя дальше нет ни времени, на желания. Хочешь развод разводись. Забирай свои вещи и катись на все четыре стороны! А если хочешь остаться в этом доме, то закрой свой рот и делай вид, что у нас все хорошо. У тебя, к слову, это очень хорошо получается.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с нарастающим отчаянием. Слушать его оскорбительные слова почти невыносимо, но я крепко сжимаю руки в кулаки и стою перед ним, не отводя взгляд.
Его лицо, когда-то близкое и родное, теперь кажется чужим, почти враждебным. Как долго он копил эту ненависть, эту злобу? Как мог человек, с которым я провела лучшие годы, так меня презирать?