И ещё я надеюсь, что Аврора уговорит его не способствовать грязным делишкам этой дамы.
Мы садимся на стулья, Андрей дает мне в руки табличку и на ухо озвучивает сумму, которую мы сегодня готовы потратить. Поэтому если какой-то из лотов мне понравится
Я киваю и сжимаю пальцы на гладкой ручке своего номерка, но участвовать, конечно же, не собираюсь.
Озвученная сумма вызывает легкую тошноту. Со мной такое происходит часто. У Андрея слишком много денег. Я к таким масштабам не привыкла. И не уверена, что есть малейший смысл привыкать.
Аукцион проходит с приглушенным светом. Первые лоты вызывают не слишком сильную заинтересованность, но постепенно публика разогревается. Ставки выше. Желающих больше. Азартом пахнет воздух.
Я тоже несколько раз чуть не срываюсь, когда разыгрывают завтрак с группой одного из широкоизвестных лейблов. И когда речь заходит о фотосессии у фотографа, который снимает самые важные моменты жизни известных людей. Я видела его работы на множестве популярных страничек. И, положа руку на сердце, мечтала бы сняться у него с нашим будущим сыном, но Держу себя в руках.
Ставки взлетают до небес, а моя табличка всё сильнее прижимается к коленям.
Я не пользуюсь своей возможностью стать главной благотворительницей от имени Темировых. Шепчу Андрею на ухо, что не буду участвовать. И тогда участвует уже он.
Андрей соревнуется с Валерией и ещё несколькими людьми за участие в каком-то очевидно крутом экономическом форуме, но когда остальные конкуренты останавливаются и остаются только они вдвоем по-джентльменски уступает Даме.
А нам достается вряд ли такой уж нужный тур по производству элитных швейцарских часов. Но дело ведь не столько в ценности лотов, сколько в ценности взносов.
Свой мы делаем.
После аукциона фуршет. Беседы. Смех. Выступление приглашенной звезды.
Вспышки профессиональных, передвигающихся вместе со светом, фотоаппаратов. А еще шум. Гам. Моя усталость и несколько раз прикушенный язык, чтобы не попросить Андрея уехать поскорее.
Ему виднее, когда.
А мне не сложно. Ну или почти.
Когда мы хлопаем кланяющейся исполнительнице после её выступления, я мечтаю только поскорее оказаться в своей постели, но вместо этого получаю новую не нужную мне порцию внимания от Виктора Михайловича:
А вы же тоже поете, Елена?
Глава 5
ЛенаЧто Виктор Михайлович знает об этом от Андрея догадаться несложно. Только и думать, как они меня обсуждали, не хочу.
Усмирив первое удивление, отвечаю:
Да. Я пою. Не так красиво, конечно
Лена поет очень красиво, а слыша неожиданную похвалу от мужа, оглядываюсь и впиваюсь глазами в его лицо.
Он смотрит на Милославского, но вряд ли пытается впечатлить. Скорее Поддерживает меня?
Не хотите нас порадовать, Елена? Мы бы с большим удовольствием послушали одну из греческих баллад
Мой пульс ускоряется. Я не поворачиваю голову к вопрошающему, а продолжаю смотреть на Андрея.
Он опускает глаза и я не вижу там ни злости, ни стыда.
Тихо говорит:
Я не против.
Но против я.
Не надо.
Пусть с улыбкой, но настойчиво отказываюсь:
Может быть в более узком кругу. Когда-то.
Милославский мой отказ принимает. Поющая греческие баллады депутатская жена, наверное, могла бы стать приятной изюминкой этого вечера, но я больше верю в то, что мой поступок обсмеяли бы.
Я и сейчас вижу на губах того же Романа подрагивающую улыбку. Его спутница писклявым шепотом спрашивает: "Зай, а можно я? Я же тоже пою!", но он почему-то её не поддерживает.
Но главная причина моего отказа даже не в очевидной неуместности, а в том, что я поставила свою мечту на трехлетний стоп. Зачем теребить душу?
Мой последний концерт состоялся в Кали Нихта в день рождения и самым важным зрителем на нем был господин депутат.
Пусть пока так и остается.
Мы проводим на мероприятии еще полчаса и, слава богу, собираемся домой.
Я жду Андрея в холле, пока он оплачивает лот и со всеми прощается. Сквозь широкую арку наблюдаю, как уже у выхода его снова цепляет Валерия. Говорит что-то. По взгляду видно дразнит. Он ей чертовски,
блин, нравится. Я тоже его дразнила в свое время. Точнее, пыталась. Но ответные эмоции на лице Андрея мешают снующие люди, а фантазировать не хочется.
Я облегченно выдыхаю, когда он прощается с ней и выходит. Сегодня даже не приходится стирать след чужих губ с его щеки.
Мы за руку спускаемся по парадным ступенькам. Нам подают машину. Уже муж, а не швейцар, галантно открывает мне дверь и помогает сесть.
Я сливаюсь с комфортным сиденьем и чувствую себя дико счастливой, наконец расслабляясь.
Андрей тоже явно рад возможности уехать. Мерседес рычит мотором, унося нас прочь.
В теории, мы вдвоем могли бы остаться переночевать в его городской квартире, но Андрей меня туда не приглашает. Может это и правильно.
Мы двадцать минут молчим. Я пытаюсь расслабиться. Поглаживаю живот, который пусть и незаметен, но я всё равно его весь вечер втягивала.
Уже всё, малыш. Мы закончили. Ты держался молодцом. Я, вроде бы, тоже.
Почему не захотела петь? Ты же любишь.
Вопрос Андрея застает врасплох и заставляет повернуть к нему голову. А еще ставит в тупик, пусть и кажется очень простым.