Кэтрин Чиджи. Птенчик
2014 Глава 1
Давайте вас усадим, мистер Крив. Она ведет отца к глубокому мягкому креслу с откидной спинкой. Отец только что из душа, и лицо у него свежее, розовое, щеки гладко выбриты. Чувствую запах одеколона Олд спайс. До кресла всего несколько шагов; отец ковыляет, тяжело опираясь на ее руку. С виду не скажешь, что она такая сильная. После душа сразу другим человеком себя почувствуете. Она останавливает его у кресла. Чистый, красивый, как и полагается к приходу гостей.
Я его дочь, поясняю, Джастина. И машинально протягиваю руку, не подумав, что пожать она не сможет, потому что поддерживает отца.
Наслышана о вас. Она улыбается, в уголках карих глаз добрые морщинки-лучики. Та самая улыбка из прошлого, те же глаза.
Моя двенадцатилетняя дочь Эмма, сидя на кровати, отколупывает с ногтей конфетно-розовый лак. Отец задерживает на ней взгляд:
Форму повесила?
Да, как обычно. Эмма говорит правду, одежда у нее всегда в порядке.
Отец указывает на Эмму дрожащей рукой.
Это моя дочь Джастина, обращается он к сиделке. Врет и не краснеет. Если к ней в комнату зайти, наверняка форма валяется. Мы ей без конца напоминаем.
Эмма лишь улыбается.
Я тебе коржиков напекла. Она ставит судок на столик у кровати. Имбирных, твоих любимых. Сколько в ней доброты совсем как у ее отца.
А теперь, мистер Крив, нащупайте кресло пальцами ног, говорит сиделка. Держитесь за подлокотники... вот так... и садитесь. Замечательно.
Сижу рядом с Эммой на кровати и смотрю, а в горле ком от всегдашнего чувства вины но я же не могу сама за ним ухаживать. Не могу его причесывать, стричь ему ногти, одевать его и раздевать. Не могу его мыть. А главное, в плохие дни не могу без конца объяснять, что в лавку ему возвращаться не надо, что никто его не грабил, что Эмма не его дочь, а я не его жена, воскресшая из мертвых. Все согласны, что лучше места для него не найти.
Красавец. Сиделка заправляет ему воротник рубашки под шерстяную кофту на самом деле чужую, в прачечной вечно путают одежду. Хоть сейчас на гулянку, улыбается она, безобразничать.
Как знать, отвечает отец. Может, как стемнеет, улизну.
Сиделка смеется:
Ах вы шалун! Небось в казино? По клубам, девчонок снимать? За ним глаз да глаз нужен, Джастина!
Ладно, обещаю, присмотрю за ним.
Сиделка, кивнув, гладит меня по руке.
Повезло ему с вами.
Не могу отвести от нее взгляда. Конечно, отец замечает. Конечно, на самом деле он помнит. Соня, гласит значок на ее элегантной форменной блузе с цветами, вовсе не похожей на медицинскую одежду. В этом заведении гордятся индивидуальным подходом пусть, мол, обитатели чувствуют себя как дома. Тем, кто живет в коттеджах, даже разрешено
держать кошку или птичку при условии, что их взяли из дома. Нового питомца после смерти прежнего завести нельзя да и живет отец не в коттедже, а в улучшенном номере.
Не буду вам мешать, говорит Соня.
Хочется с ней побеседовать, спросить, знала ли она миссис Прайс, но что я ей скажу? Как объясню, что случилось? Притом что у меня было тридцать лет, чтобы все обдумать, разложить по полочкам. Все равно эта история всегда у меня внутри черная тяжесть давит на сердце, не дает дышать.
Не забудьте, в три часа в большом зале игра Любопытные вопросы, напоминает Соня. Вам предстоит защищать свой титул.
Это да, отвечает отец.
И она уходит.
Новенькая, говорю я.
Дольше пары месяцев ни одна не продержалась, отвечает отец. Зарплата у них не позавидуешь.
Никого она тебе не напоминает?
Кого?
Неужели не видишь?
Кого? спрашивает Эмма.
Не понимаю, о чем ты. Отец, взяв газету, показывает раздел Недвижимость я в поисках нового дома. Кирпич. Он тычет пальцем в объявление, обведенное в кружок. Красивый, прочный. На века.
Итак, сегодня у него хороший день, а из хорошего дня надо извлечь все, что можно, задержаться подольше в номере или прогуляться с отцом по парку, а парк здесь дивный: скамейки в тени дубов и кленов, роскошные клумбы с розами. Садовники вежливо кивают, а сами что-то подстригают, подравнивают, обихаживают.
Но мне снова двенадцать.
1984
Глава 2
В виске стрельнуло. Я приподнялась, села на пятки, стараясь не потерять равновесие. Все хорошо, хорошо. Наверное, солнце всему виной? Голова гудит, во рту привкус жженого сахара... нет, ни при чем тут солнце, это организм в очередной раз готов меня подвести. Выходит, я не переросла? И от таблеток никакой пользы? Глянула на свои руки как чужие, и сад тоже чужой, и каллы парят надо мной желтоклювыми птицами, и небо в дымке, точно затянуто пленкой, и мамин голос, пусть быть того не может: Я дома. И вот он, приступ, обрушился на меня сквозь нагретый воздух, пригвоздил к земле.
Очнулась я на диване, лицом к спинке с пуговками, заморгала, и мало-помалу синие, голубые и белые нити слились в знакомый рисунок: девушка на качелях старомодное платье с оборками, осиная талия, крохотные ножки в туфельках. Ленты развеваются на ветру. Купидоны, бабочки.
Я потерла шишку на виске.
Бедная ты моя, вздохнул отец.
Я была в саду, вспомнила я. Или нет?