Добро пожа начала было я, но Мадам Кефир прервала меня на полуслове.
Сегодня утром в семье господина Суна́ды скончался бедный Конноскэ́! внезапно сообщила она.
Видимо, хочет заказать соболезнование, догадалась я. По крайней мере, на покупательницу канцтоваров она уж точно не похожа. Что-что, а такие нюансы я умею различать не хуже Наставницы.
Как и указано на вывеске, «Канцтовары Цубаки» всего лишь маленькая лавочка, торгующая писчими принадлежностями. О том, что здесь оказывают услуги писца-каллиграфа, знают лишь соседи по нашей улочке да старые завсегдатаи, каких по пальцам пересчитать.
Кон но скэ? переспросила я.
Ни человека с таким редким старинным именем, ни кого-либо по фамилии Сунада я знать не знала.
Как? удивилась она. Вы даже не в курсе? Это же местная знаменитость!
Прошу прощения смутилась я. Разговор, похоже, предстоял долгий, и я жестом предложила гостье присесть. Чуть прихрамывая, она прошла к столику для посетителей и присела на стульчик.
Я достала из холодильника гречишного чаю, налила в чашку, поставила на поднос и молча подала ей.
О его больном сердце я, конечно, слышала уже давно, продолжала Мадам Кефир. Но такая жара, что говорить, из всех нас вытягивает последние силы Что поделаешь! Уже завтра бедняжку отпевают, а послезавтра кремируют!
Вот как протянула я. И даже сочувственно зацокала языком, хотя все еще не понимала, что именно от меня требуется. Слухи о том, что поблизости кто-то умер, явно обошли меня стороной.
А с моей-то ногой куда мне! И хотела бы проститься, да столько не выстою. Вот и решила: пошлю им хотя бы конверт с подношением . Верно же?
Лишь теперь, приглядевшись, я увидела, что ее левая лодыжка плотно перевязана телесного цвета бинтами. Видно, хромала Мадам Кефир уже давненько.
Да, конечно, покорно кивнула я. И снова зацокала языком.
Ну вот! А к деньгам приложу письмо с соболезнованием. И хочу, чтобы вы написали его за меня. Как можно красивее И как можно скорее!
Понимаю, только и ответила я, рассеянным взглядом скользя по ее перчаткам. «Не заглядывай в глаза тому, от чьего имени пишешь! учила меня Наставница. Лучше сосредоточить взгляд на его руках». Руки у Мадам Кефир были темными от загара и, пожалуй, слишком мускулистыми для ее хрупкой фигурки.
Как, наверно, скорбит госпожа Сунада Даже представить страшно!
добавила Мадам Кефир и, достав из сумочки носовой платок, промокнула то ли от слез, то ли от пота верхнюю часть лица. Платок, разумеется, оказался в тот же горошек, что и ее наряд.
А вы могли бы в двух словах описать, каким он был, господин Конноскэ? спросила я.
Мадам Кефир взяла обеими руками чашку и залпом осушила ее до дна. Хотя шел уже седьмой час, стрелка термометра на стене упрямо застыла на 30 градусах. Но чтобы сочинить письмо-соболезнование, я должна была знать об усопшем хоть что-нибудь конкретное.
Он был очень смышленым мальчиком! ответила Мадам Кефир так, будто ей не терпелось этим похвастать. Своих детей, как известно, госпоже Сунаде боги не дали. Вот они с мужем и решили взять на воспитание маленького Конноскэ. Хотя, насколько я слышала, вся их родня была против!
То есть господин Конноскэ был их приемным сыном? И они воспитывали его как родного? уточнила я. Тогда хотя бы понятно, какого рода утрате придется соболезновать в этом письме.
О да, пожалуй. Можно сказать и так! вроде бы согласилась Мадам Кефир, осторожно подбирая слова. А затем достала из сумочки мобильник и заскользила пальцами по экрану. Вот, нашла! Это и есть Конноскэ
С видом, будто доверяет мне великую тайну, она повернула экранчик ко мне и показала слегка размытый портрет. Чей именно я разглядела не сразу. Но с первого взгляда было ясно одно: это не человек.
То есть вы хотите сказать господин Конноскэ обезьянка? пролепетала я, не веря своим глазам.
Мадам Кефир кивнула и захлопнула телефон .
Предыдущие хозяева от него отказались, отдали в приемник. Там-то госпожа Сунада его и нашла