Но каноник Можевский выразился по этому поводу кратко:
Осел ты, Тадеуш, ослиный хвост, ослиная башка.
Однако гнев его скоро остыл. Под конец он даже посмеялся над этой историей, промолвив:
Впрочем, если поразмыслить, то Боруньский вовсе не осел.
А вечером в городском трактире каноник, уже улыбаясь во весь рот, просил Боруньского рассказать, как тот двадцать пять лет назад гасил пожар в Станиславове.
Это был конек Тадеуша повествовать о своих приключениях.
Все так и покатились со смеху, едва с губ Тадеуша слетели первые слова:
Провалиться мне на этом месте, все так точно и было.
И он принялся рассказывать, как спас жизнь девяноста трем людям, один вынес двадцать сундуков из шестидесяти двух горящих домов, а под конец выяснилось, что в ту пору во всем Станиславове и щепочки не занялось.
Иной раз Боруньский рассказывал о своей жене, и самое большое удовольствие получала публика от того, как он изображал супружеские перебранки.
Сначала он будто бы стоит на улице и рассуждает, что, если жена его встретит плохо, он ей спуску не даст Но вот он входит в дом и Тут он передразнивал резкий, крикливый голос жены: «Как огрею тебя по хребту, негодяй, бездельник! Я тебя проучу! Убирайся вон! Сейчас же убирайся! Понял, или я тебя» А он будто отвечает: «Касенька, Касенька, ради бога, опомнись, пожалуйста, да я никогда»
Публика хохотала, Боруньский тоже.
Но однажды ему стало не до смеха: каноник, уходя вечером из трактира, велел Боруньскому прийти завтра после обеда: надо, мол, поговорить о рыбной ловле на Скаве.
А это для пана Тадеуша был весьма щекотливый предмет разговора.
Право ловить рыбу в Скаве принадлежало исключительно канонии, и Боруньский обязан был еженощно следить за тем, чтобы никто другой не закидывал в реку своих удочек. Но неужто же Боруньскому бродить ночью по прибрежным кустам, по камышовым зарослям и болотам? Канония не рухнет, если кто и выловит
рыбку-другую, рассуждал он и, вернувшись из трактира, спокойно оставался дома, шил кунтуши и укладывался на боковую.
Что теперь делать?
Весь день он провел в страхе. Чем кончится разговор с начальством? В последний раз он выходил сторожить ночью реку четырнадцать лет назад. Ох, грехи наши тяжкие!
И вот, весь дрожа, стоит он перед каноником Можевским, нервно комкает в руках шапку и ждет, что сейчас ему бросят в лицо такие слова, как «нечестный человек», «укрыватель браконьеров», «висельник», короче: прохвост.
Но каноник заговорил с ним очень мягко:
Знаешь, Тадеуш, почему я призвал тебя? Знаю, ты всегда достойно исполняешь свои нелегкие обязанности, ведь мы с тобой немало лет знакомы. Ты, конечно, усердствуешь и ходишь дозором где-нибудь далеко, а тут, под самыми окнами канонии, каждую ночь удят рыбу.
Не может быть, я об этом и мысли не смел допустить! с прояснившимся лицом начал врать Тадеуш Боруньский. Везде ходил: и у черного дола и у перевоза и никого не поймал.
Нет, я тебе верно говорю, возразил каноник. Вчера ночью разболелась у меня голова. Открыл я окно и вижу, сидят при лунном свете рядком на бережку с удочками Пожалуй, лучше всего искупать кого-нибудь из них. Река тут неглубокая, по колено, никакого худа не случится, разве что вымокнут. Завтра возьми с собой кухаря и кучера и в одиннадцать часов выходи на обход сюда, под окна. За каждого пойманного отдельная награда. Кого увидите в воду! В другой раз не полезет. Понял?
Понял, пан благодетель.
Ну, добро!
С этим Боруньский был отпущен. Как легко стало у него на душе! Искупает кого-нибудь, да еще ему за это заплатят, а главное, уважать еще больше будут. Все теперь скажут: «О, наш пан Тадеуш серьезный человек, с ним не шути!» В общем, хватай каждого и в воду.
Настала ночь. Месяц временами появлялся в разорванных тучах. Скава тихо несла свои воды в камышах.
Часов в одиннадцать по берегу легким шагом проходили Тадеуш, кухарь и кучер.
Тадеуш шепотом объяснял им, что делать. Как кого увидят в воду! Так подошли они к саду канонии. На берегу под самым садом чернела какая-то фигура; человек этот то и дело озирался вокруг.
Учуял что-то: видите, как осматривается, прошептал Тадеуш спутникам на ухо. Он дрожал от возбуждения. Теперь тихонько, на цыпочках Сейчас мы ему покажем!
Караульщики неслышно подкрадывались к подозрительной фигуре. Вот их отделяет от него уже только узкая полоска камышей. Ага!
Две пары мускулистых рук схватили подозрительного и с большим шумом спихнули его в неглубокую чистую Скаву. Тотчас раздался жалобный вопль:
Помогите! Я каноник Можевский!
Злополучный каноник вышел посмотреть, как будет Тадеуш исполнять приказ, и стал жертвой его рвения.
Когда перепуганные сторожа вытащили каноника, вид у него был плачевный, но еще несчастнее выглядел Тадеуш Боруньский, так что даже пострадавший, отжимая воду из одежды, усмехнулся:
Ты не виноват. Не рой другому яму
Он не закончил, так как Боруньский, видя, что каноник улыбается, воскликнул:
А награда-то нам достанется?..
От такого купанья канонику достался насморк, а Тадеушу ничего. Счастливые люди!
Похождения Дьюлы Какони (Юмореска)
Он немного полюбовался ее стремительным течением, широким руслом, окаймленным с обеих сторон глинистыми красноватыми берегами, и неторопливо пошел вниз по реке, прислушиваясь к ругани пастухов, которые поили у брода грязную скотину.