Дмитрий Иванович, у тебя уж шесть тысяч: забастовать или продолжать? Лучше продолжать советую, тебе везет! закричал через несколько минут хозяин.
И, полно, братец, что тебе шутить вздумалось! Я уж знаю, в чем другом, а тут меня не обманешь, отвечал Дмитрий Иванович и продолжал разговор с дамой.
Не написали ли вы чего новенького? спросила она.
Нет, почти ничего целого. Да в наше время совсем писать нельзя, особенно стихами. Критики ставят их ниже всех других родов литературы. Пристрастие, личности, страх за себя, зависть, мелочные интриги врагов руководят их суждениями, а публика смотрит их глазами. Что же после того остается делать человеку, не имеющему и не желающему иметь с ними связей?
Вы так хорошо владеете пером; что вам смотреть на них!
Конечно, их бояться не стоит. Но не стоит также и давать пищу их мелкой злости их
Дмитрий Иванович, у тебя уж пятнадцать тысяч; идет дальше? закричал из соседней комнаты хозяин.
Полно шутить, делай свое и не мешай мне.
Да я не шучу, братец, право, не шучу!
Не шутишь? Вот еще! В чем другом, а в этом меня не обманешь Не стоит давать пищу их пристрастью, продолжал он, обращаясь к даме, а начни писать наперекор им, продолжай издавать книги они замучат бранью, насмешками и совершенно уничтожат человека в нравственном отношении
Дмитрий Иванович, сказал хозяин, подходя к нему, у тебя уж двадцать пять тысяч советую тебе не идти дальше: счастье может перемениться возьми, вот деньги пригодятся куш хоть куда Счастье удивительное!.. У нас еще никогда не было такой большой игры тут из любопытства мой тесть с Кадушкиным держали все, продолжал он, обращаясь к дамам. Что ж ты не берешь, Дмитрий Иванович?
Он посмотрел на Дмитрия Ивановича, и деньги выпали из его рук. В глазах поэта изображалось чрезвычайное изумление и какой-то беспредельный испуг; лицо было бледно и безжизненно. Он пошатнулся назад, потом вперед и упал.
Хозяин кинулся к нему, расстегнул ему жилет, взял его за руку, приложил руку к губам ничто не обличало и признака жизни. Послали за доктором терли
виски спиртом делали то, другое ничто не помогло Дмитрий Иванович был мертв.
Удар, удар! закричали гости. Какой странный случай!
Александр Грин Эпизод при взятии форта «Циклоп»
Несколько офицеров, игравших в карты, отнеслись к новости каждый по-своему.
Жму вашу руку, Егер, вскричал, вспыхивая воинственным жаром, проворный Крисс.
По-моему рано; осада еще не выдержана, ровно повышая голос, заявил Гельвий.
Значит, я буду завтра убит, сказал Геслер и встал.
Почему завтра? спросил Егер. Не верьте предчувствиям. Сядьте! Я тоже поставлю несколько золотых. Я думаю, господа, что перед опасностью каждый хоронит себя мысленно.
Нет, убьют, повторил Геслер. Я ведь не жалуюсь, я просто знаю это.
Пустяки! Егер взял брошенные карты, стасовал колоду и стал сдавать, говоря: Мне кажется, что даже и это, то есть смерть или жизнь на войне, в воле человека. Стоит лишь сильно захотеть, например, жить и вас ничто не коснется. И наоборот.
Я фаталист, я воин, возразил Крисс, мне философия не нужна.
Однако сделаем опыт, опыт в области случайностей, сказал Егер. Я, например, очень хочу проиграть сегодня все деньги, а завтра быть убитым. Уверяю вас, что будет по-моему.
Это, пожалуй, легче, чем наоборот, заметил Гельвий, и все засмеялись.
Кто знает но довольно шутить! За игру, братцы!
В молчании продолжалась игра. Егер убил все ставки.
Еще раз! насупившись, сказал он.
Золото появилось на столе в двойном, против прежнего, количестве, и снова Егер убил все ставки.
Ах! вскричал, горячась, Крисс. Всё это идет по вольной оценке. Он бросил на стол портсигар и часы. Попробуйте.
Богатый Гельвий утроил ставку, а Геслер учетверил ее. Егер, странно улыбаясь, открыл очки. Ему повезло и на этот раз.
Теперь проиграться трудно, с недоумением сказал он. Но я не ожидал этого. Вы знаете, завтра нелегкий день, мне нужно отдохнуть. Я проверял посты и устал. Спокойной ночи!
Он молча собрал деньги и вышел.
Егер нервен, как никогда, сказал Гельвий.
Почему?
Почему, Крисс? На войне много причин для этого, Геслер задумался. Сыграем еще?!
Есть.
И карты, мягко вылетая из рук Геслера, покрыли стол.
«Прощай навсегда, Эльза», повторил он единственную строку этого письма. Мучительным, волнующим обаянием запрещенной отныне любви повеяло на него от письма, гневно и нежно скомканного горячей рукой. Он не знал за собой никакой вины, но знал женщин. Место его, без сомнения, занял в сердце Эльзы покладистый, услужливый и опытный Магуи, относительно которого он недаром
всегда был настороже. Самолюбие мешало ему просить объяснений. Он слишком уважал себя и ее. Есть люди, не способные ждать и надеяться; Егер был из числа их; он не хотел жить.
Медленно вернулся он к себе в палатку, бросился на постель и ясно, в темноте, увидел как бы остановившуюся в воздухе пулю, ту самую, которую призывал всем сердцем. Неясный свет, напоминающий фосфорическое свечение, окружал ее. Это была обыкновенная, коническая пуля штуцеров Консидье, вооружение неприятеля. Ее матовая оболочка была чуть-чуть сорвана в одном месте, ближе к концу, и Егер отчетливо, как печатную букву, различал темный свинец; пятно это, величиной в перечное зерно, убедительно, одноглазо смотрело на капитана. Прошла минута, галлюцинация потускнела и исчезла, и Егер уснул.