Подождите-ка.
Леди Сесилия или нищенка, которая на самом деле была леди Сесилией, выдавала листовки правой рукой.
Как только ко мне пришло это осознание, меня пронзил луч надежды, и мой одурманенный ночью разум выдвинул гипотезу, от которой глаза мои округлились, как блюдца. Я разинула рот благо лицо скрывала вуаль и прошептала:
О, чтоб меня черти съели!
О.
О, если бы мне удалось воззвать к левше, если бы я оказалась права и злодей подмял бы под себя лишь послушную мягкую праворукую леди!
Если тайный бунтарский огонек левши еще теплился в этом нежном создании, надо было связаться с ней и быстро, как по проводам телеграфа.
И я знала, как это сделать, хотя выход мне подсказал не разум, а инстинкт.
Видите ли, на меня произвели огромное впечатление ее картины углем. Они заставили мое сердце томительно сжаться, словно мы были родственными душами. Возможно, так я смогу до нее достучаться?
Я вытащила из кармана карандаш и бумагу, которые всегда носила с собой, прикрылась листовкой анархистов и принялась рисовать, стоя спиной к фонарю так, что меня видела лишь худая изможденная девушка в обносках.
Опять же интуиция, не разум, подсказала мне, что рисовать, как изобразить для леди Сесилии свободу. Никогда в жизни я не рисовала так быстро и так хорошо.
У меня получилась леди Сесилия в модных турецких шароварах, покоряющая дорогу на велосипеде так, как это нравилось делать мне. Леди Сесилия сильная и красивая, улыбающаяся, с развевающимися на ветру волосами и лентами шляпы.
Карандаш летал по бумаге, и краем глаза я заметила, как праворукая нищенка замерла, позабыв о политических листовках, как она напряглась, вперив взгляд в мой рисунок.
Я переложила карандаш в левую руку и начала неуклюже выводить под рисунком надпись справа налево, зеркально отраженными буквами: «Кто...»
Но я зашла слишком далеко. Девушка выронила корзинку и выхватила у меня бумагу с карандашом до того, как я успела закончить. Теперь она походила не на безликую сажу, а на холодный огонь:
Как вы смеете?! Что вы творите?! Кто вы?!
К счастью, на нас никто не обратил внимания. Толпа ревела, соглашаясь с призывами Александра Финча:
Пускай на нас пойдет размахивающая саблями кавалерия и порежет нас, как в бойне при Петерлоо мы не сдадимся!
Леди Сесилия говорила таким тоном, будто сама не отказалась бы направить на меня саблю.
Кто вы?!
И в пылу момента, чтобы выиграть эту битву о, как цепки военные метафоры! не зная, как ее успокоить и как ей ответить, я сделала то, чего поклялась никогда не делать в образе сестры милосердия.
Чего никогда не делала.
Я подняла вуаль.
И показала ей свое лицо.
Вытянутое, скучное лицо.
Достопочтенная Сесилия посмотрела на меня, вдохнула и тихонько выдохнула, словно задувая свечу.
Надо же, прошептала она. Ты всего лишь девочка. И сощурилась, то ли с любопытством, то ли в замешательстве. Ты удивительно хорошо рисуешь, добавила она.
Мне вспомнились ее поразительные черные картины, которые она никому не показывала, и на моем лице, вероятно, что-то отразилось, поскольку она улыбнулась и беспечным тоном, словно дразня подружку, сказала:
Никакая ты не монашка. Зачем ты нарядилась в этот дурацкий балахон?
Чтобы она поняла, что мы принадлежим к одному слою и в этом еще одно наше сходство, я ответила в самых аристократичных интонациях:
Достопочтенная Сесилия, могу ли я спросить...
Я хотела пошутить, заметив, что и дочке баронета в обносках делать нечего, но она застыла, услышав свое имя, громко пискнула чуть ли не вскрикнула, как будто лишь сейчас поняла, что я знаю, кто она такая, как будто не слышала, как я звала ее до этого, как будто была глуха и всего минуту назад обрела слух.
К счастью, галдящая толпа не заметила ее бурной реакции.
Достопочтенная Сесилия, повторила я. Не стоит беспокоиться. Я всего лишь хотела с тобой подружиться. Отвести в безопасное, теплое место, накормить ужином, переодеть.
Она посмотрела на свою одежду, перевела испуганный взгляд на меня, потом ошарашенно оглянулась вокруг, словно не понимая, где оказалась.
Окружение не самое приятное, мягко заметила я. Пойдем? Я взяла ее за левую руку, голую и посиневшую, сухую от мороза, и повела прочь от Александра Финча и его последователей.
Рабочие имеют право на справедливую почасовую оплату, гремел чернобородый оратор, и нормированный рабочий день!
Леди Сесилия застыла на месте.
Нет, сказала она. Нет, я... я не могу.
Почему? спокойным, размеренным голосом спросила я, стараясь ее не тревожить и не привлекать к ней внимание Финча. И ко мне.
Он... моя преданность... благая цель... имя Кэмерона Шоу должно войти в историю Англии; однажды он станет великим человеком.
Кто?
Кэмерон Шоу! Она с благоговением посмотрела на замаскированного Александра Финча. Неужели ты никогда о нем не слышала?
С радостью о нем послушаю, искренне ответила я. Как вы познакомились?
Э... это необычная история... Леди Сесилия наморщила лоб, поежилась, словно ребенок, потерявшийся холодной ночью, и ее глаза наполнились слезами.
Идем, сказала я, снова взяла ее за руку и потащила за собой.
На первом же углу я свернула на соседнюю улочку, чтобы Александр Финч нас не увидел, если ему вдруг захочется повернуть голову. Там я перевела дыхание и замедлила шаг, подстраиваясь под Сесилию: бедняжка еле ковыляла на замерзших, замотанных в тряпки ногах. К тому же надо было понять, где мы и куда идем. Я не замечала ничего знакомого