Слабых большинство, сказал я вслух. Они из самозащиты денно и нощно бормочут эти заповеди, стараясь притупить слух сильных. Природа отказала им в твердости, вот они и делают все, чтобы ослабить других.
Но ведь мы, женщины, тоже слабые создания, придется, по-видимому, и нам присоединиться к этому заговору, заметила Царица Пчела.
Это женщины-то слабые? сказал я, улыбнувшись. Мужчины умышленно превозносят вашу нежность и хрупкость, чтобы польстить вам и заставить вас самих поверить в свою слабость. Но на самом деле вы сильны. И я верю, что вам удастся разрушить крепость, созданную заповедями мужчин, и обрести свободу. Мужчины много говорят о своей так называемой свободе, но вглядитесь внимательнее и вы увидите, насколько они, в сущности, связаны. Не их ли собственное творение шастры, связывающие их по рукам и по ногам? И не они ли раздували огонь, чтобы выковать для женщин золотые кандалы, которые, в конце концов, сковали их самих? Если бы мужчины не обладали этой удивительной способностью запутываться в сетях, которые сами же сплетают, кто бы мог сдержать их? Они обожествляют ими же расставленные ловушки. Раскрашивают свое божество в разные цвета, наряжают в различные одежды, почитают под всякими названиями. Тогда как вы, женщины, телом и душой стремитесь жить настоящей, реальной жизнью. Истина близка вам, как выношенное и выкормленное вами дитя.
Царица умная женщина, она не собиралась так просто покинуть поле боя.
Если бы это была правда, не думаю, чтобы мужчины любили женщин, парировала она.
Женщины прекрасно сознают опасность, которая кроется в этом, ответил я, они понимают, что мужчинам необходима иллюзия, и создают ее, пользуясь у мужчин же заимствованными пышными фразами. Для них не секрет, что пьяница ценит вино больше, чем пищу. И они всячески стараются выдать себя за опьяняющий напиток, тогда как на деле они всего-навсего прозаическая пища. Самим женщинам иллюзии не нужны, и, если бы не мужчины, они ни за что не стали бы притворяться обольстительными и ставить себя в затруднительное положение.
Зачем же в таком случае вы хотите разбить иллюзии? спросила Царица Пчела.
Во имя свободы. Я хочу видеть нашу родину свободной, я хочу, чтобы взаимоотношения
людей основывались на свободе. Родина для меня нечто совершенно реальное, и я не могу смотреть на нее, находясь в чаду моральных поучений. Я реален так же, как реальны для меня вы, и я против оглупляющей и отупляющей болтовни.
Лунатиков нельзя пугать. Мне это известно. Но я по натуре порывист, осторожные движения мне несвойственны. Понимаю, что в тот раз я зашел слишком далеко в своих рассуждениях. Понимаю, что сказанное мною должно было произвести потрясающее впечатление. Но женщину можно победить только смелостью. Мужчины тешат себя иллюзиями, женщины предпочитают реальные факты. Мужчины молятся кумиру собственных идей, а женщины всю свою дань спешат принести к ногам сильного.
Наш разговор становился все более оживленным. И надо же было войти в это время в комнату старому учителю Никхила Чондронатху-бабу. Как приятно было бы жить на свете, если бы не старые учителя, обладающие удивительной способностью отравлять существование. Люди, подобные Никхилу, готовы до самой смерти обращать весь мир в школу. По его мнению, школа должна следовать за человеком по пятам, она должна вторгаться даже в семейную жизнь. Я же считаю, что школьных учителей следовало бы сжигать вместе с умершими учениками.
И вот в самый разгар нашего спора в дверях появилось это ходячее олицетворение школы. В каждом из нас, по- видимому, сидит ученик. Поэтому даже я застыл на месте, словно меня уличили в чем-то дурном. Бедняжка Бимола в одно мгновение превратилась в примерную ученицу, которая сидит с серьезным видом на первой парте. Казалось, она вдруг вспомнила о предстоящих ей экзаменах. На свете есть люди, которые, как стрелочники, неустанно дежурят у железнодорожного полотна, чтобы переводить ход ваших мыслей с одного пути на другой.
Войдя в комнату, Чондронатх-бабу слегка смутился и сделал попытку тотчас удалиться. Он забормотал: «Простите... я...» но Царица Пчела склонилась перед ним и, взяв прах от его ног, сказала:
Господин учитель, не уходите, прошу вас, садитесь, пожалуйста.
Можно было подумать, что она тонет в омуте и просит учителя о помощи. Трусишка! Впрочем, может, я ошибся. Возможно, здесь таилась и доля женского кокетства ей хотелось набить себе цену в моих глазах, она как бы говорила мне: «Пожалуйста, не воображайте, что я очарована вами. Я чту Чондронатха-бабу куда больше».
Ну что же, чтите! Учителя тем и живут! Но я не учитель, и мне эти пустые знаки внимания не нужны. Пустотой сыт не будешь. Я признаю только существенное.
Чондронатх-бабу завел речь о свадеши. Я решил его не прерывать и не возражать ему. Самое хорошее давать старикам высказаться. Тогда они начинают думать, что в их руках находится механизм вселенной. Им и невдомек, как велика пропасть, отделяющая их болтовню от окружающего мира. Сначала я молчал. Но даже злейший враг не упрекнет меня в чрезмерной терпеливости, и, когда Чондронатх-бабу сказал: «Однако, если мы хотим пожинать плоды там, где никогда ничего не сеяли, то...» я не мог более выдержать и воскликнул: