Я считаю, что тем, кому недостаточно видеть свою родину в ее истинном свете, чтобы вдохновенно служить ей, так же, как тем, кто не любит человека только за то, что он человек, кому нужно непрестанно восхвалять и обожествлять свою страну, чтобы не дать угаснуть своим пламенным чувствам, дороги именно эти пламенные чувства, а вовсе не родина. Позволять плодам фантазии заслонять истину значит обнаруживать рабские черты, глубоко укоренившиеся в наших душах. Мы теряемся, обретя возможность свободно мыслить. В своем оцепенении мы утратили способность думать, если нас не подхлестывает фантазия, если мысли наши не направляет какой-нибудь пандит или видный политический деятель. Мы должны раз и навсегда уяснить себе, что, пока мы глухи к истине, пока мы не можем обходиться без дурманящих сознание стимулов, по-настоящему управлять своей страной мы не способны. В этом случае, каково бы ни было положение страны, нам нужна будет сила призрачная или реальная, а может быть, и та и другая, чтобы держать нас в узде.
Как-то раз Шондип сказал мне:
При всех твоих достоинствах тебе недостает воображения, потому ты и не можешь представить себе родину богиней-матерью.
Бимола согласилась с ним. Я ничего не ответил, так как победа в споре не доставляет мне никакого удовольствия. Расхождение во мнениях происходит у нас вовсе не оттого, что мы с ней неравны по уму, а оттого, что по характеру мы совершенно разные люди. В узких рамках маленького домашнего мирка разница в характерах едва уловима, она не нарушает ритма всей нашей жизни. Однако, выйдя на простор широкого мира, она становится ощутимой. Там волны уже не рокочут успокоительно, а бьют с силой.
Мне не хватает воображения! Иными словами, они считают, что в светильнике моего разума есть масло, но нет пламени! Я мог бы сказать им в ответ: это в вас нет пламени. Вы темны, как тот кремень, из которого высекают огонь. Сколько раз надо по нему ударить, сколько шума надо наделать, чтобы появилась хотя бы одна искорка! Но эти искры лишь тешат ваше тщеславие, они не рассеивают мрака вокруг.
За последнее время я стал замечать в Шондипе какую-то грубую алчность. Он слишком одержим плотскими страстями это невольно ставит под сомнение искренность его религиозных взглядов и придаст оттенок деспотизма его служению родине. Он груб по натуре, но обладает острым умом и умело прикрывает пышными фразами свои эгоистические намерения. Он добивается исполнения всех своих желаний с той же настойчивостью, с какой мстит за каждую обиду.
Бимола не раз говорила мне прежде о его чрезмерной жадности к деньгам. Я и сам это чувствовал, но заставить себя торговаться с Шондипом не мог. Мне стыдно было даже подумать, что он пользуется
мной в своих корыстных целях. Мои денежные поощрения выглядели отвратительно, и поэтому я никогда не спорил с ним. Любовь Шондипа к родине одно из проявлений той же грубой жадности и эгоизма. Но объяснить все это Бимоле теперь было бы трудно, потому что в Шондипе она чтит героя. Я мог бы показаться ей пристрастным. В моих словах могла прозвучать ревность, я мог бы впасть в преувеличение. Может быть, с тех пор как жгучая боль терзает мое сердце, Шондип и правда представляется мне в искаженном свете? Все же, пожалуй, будет лучше, если я расскажу обо всем прямо затаенные мысли тяготят душу.
Своего учителя Чондронатха-бабу я знаю почти тридцать лет. Его не страшат ни клевета, ни бедствие, ни смерть. В семье, где я родился и вырос, мне неоткуда было бы ждать спасения, если бы он не создал для меня особый мир, центром которого был он сам безгранично спокойный, справедливый, одухотворенный, если бы он не научил меня выше всего на свете почитать истину.
В тот день он спросил меня, так ли уж необходимо Шондипу оставаться здесь еще дольше?
Учитель обладает удивительной способностью чувствовать приближение опасности. Его не так-то легко встревожить, но тут он увидел призрак надвигающейся беды. Увидел потому, что сильно любит меня. За чаем я спросил Шондипа:
Когда ты собираешься в Рангпур? Я получил оттуда письмо. Друзья считают, что я поступаю эгоистично, задерживая тебя.
Бимола разливала чай. Она изменилась в лице и украдкой взглянула на Шондипа.
Я пришел к заключению, что все эти наши переезды взад и вперед с целью пропаганды свадеши просто непроизводительная трата сил. Мне кажется, что моя работа дала бы более ощутимые результаты, если бы я обосновался в одном месте и руководил всем оттуда. Сказав это, Шондип вопросительно посмотрел на Бимолу. Вы не согласны? спросил он.
Мне кажется, что руководить патриотическим движением из центра или разъезжать для этого но разным местам одинаково хорошо, ответила она, подумав. Вопрос в том, какой способ вам больше по душе.
В таком случае буду говорить откровенно, сказал Шондип, я долго был убежден, что переезды с места на место и пробуждение в массах энтузиазма моя обязанность. Но затем я понял свою ошибку. Мне еще никогда не удавалось найти источник, из которого я мог бы безотказно черпать вдохновение, вот почему я разъезжал все время, возбуждая энтузиазм в народе и в то же время заряжаясь энергией от него. Теперь же вы стали для меня Сарасвати. Мне еще никогда не приходилось встречать скрытого огня такой силы. А ведь я кичился своим могуществом! Какой позор! Во мне нет больше уверенности, что я могу стать вождем страны. Но я с гордостью заявляю, что с помощью огня, заимствованного у вас, я сумею воспламенить всю страну. Нет, нет, не смущайтесь. Вы должны быть выше сомнений, скромности, ложного стыда. Вы Царица нашего улья, а мы, рабочие пчелы, сомкнемся вокруг вас. Вы будете нашей главой, нашим вдохновением. Вдали от вас нам не будет радости, не будет удачи. Примите без колебаний паше благоговение.