Суд еще не начался, а его уже окрестили «процессом века».
Вы шутите? спросил я, хотя отлично знал, что совести нации шутить не умеют. Чтобы я защищал этого мерзавца? Да я из-за него покинул родину! Хомяченко натравил на меня своих поганых «Наш-Маш», они устроили флэшмоб перед камерой использовали страницы из моих книг в качестве туалетной бумаги! Хомяченковские хунвейбины расписали мою машину шестиконечными звездами и знаками доллара! В аэропорту перед вылетом какой-то подонок крикнул «Привет от кровавого режима» и облил меня кетчупом! А на майке у него была цитата из речи Хомяченко: «Кто не с нами тому цунами»!
Потому Хомяченко и просит, чтобы его защищали именно вы. Если даже писатель Тургенчиков выступает на стороне человека, который его травил, подсудимый может надеяться на снисхождение.
Какое еще снисхождение! Пусть Бес сгниет за решеткой!
(«Бесом» бывшего вице-секретаря прозвала пресса).
Борис Григорьевич, строго молвила Вита, вы русский писатель. Русская литература всегда была на стороне тех, кто нуждается в защите. Вспомните Пушкина: «Милость к падшим призывал». Вспомните Короленко, который во время Гражданской войны заступался за белых перед красными
и за красных перед белыми. Я обещала заключенному, что вы по крайней мере выслушаете его. Потому что не сомневаюсь в вас. Оттолкнуть того, кто умоляет о помощи, недостойно порядочного человека. Вы сумеете подняться выше личного. Вы совестливый.
Не сумею! И не хочу! выкрикнул я. Я не Короленко, я Акутагава, который говорил: «У меня нет совести, у меня есть только нервы!».
Но в ясных глазах Виты Солнцевой прочиталось такое разочарование, что я сник и пробурчал:
Ладно. Раз уж вы обещали, я схожу к нему. И пошлю этого черта к его родной бабушке. Защищать Беса я не стану!
Глава вторая БЕСЕДЫ С ПАЛАЧОМ
Дебаты в Крыму: как назвать предстоящий референдум «Назад в Украину» или «Вперед в Украину»?
В связи с возвращением на российский рынок иномарок «ВАЗ» решил перепрофилироваться на производство ползающих пылесосов. Конструкторы заявляют, что кардинальной реконструкции завода для этого не понадобится.
Начальника изолятора пригласили из-за границы. Раньше он директорствовал в тюрьме Скиен, где содержится массовый убийца Брейвик, поэтому бывшую Матросскую Тишину теперь называли Норвежской Тишиной. Ходили слухи, что арестованные воры в законе и коррупционеры платят огромные взятки за то, чтобы попасть в это образцово-показательное заведение Россия, хоть и прекрасная, все равно осталась Россией.
Меня провели чистеньким коридором в крыло максимальной секьюрити, которая означала лишь, что всюду понатыканы видеокамеры. Перед дверью с табличкой (на ней имя «В. С. Хомяченко») дежурный надзиратель остановился, нажал кнопку интерфона.
Я удивился, потому что послышался звук гитары, приятный баритон задушевно пел: «Эта земля была нашей, пока мы не увязли в борьбе, она умрет, если будет ничьей пора вернуть эту землю себе».
У вас разрешено держать в камере музыкальные инструменты? спросил я.
Разрешено всё, что не запрещено, объяснил дежурный и громко сказал в микрофон: Господин Хомяченко, к вам посетитель.
Музыка оборвалась.
Испортил песню, дурак, довольно громко проворчал тот же баритон. Кто там еще?
Писатель Тургенчиков.
Ну наконец-то! Можете войти.
А что, без разрешения заключенного входить нельзя? тихо спросил я.
Только по ордеру прокурора, грустно (как мне показалось) ответствовал надзиратель.
Внутри камера напоминала номер трехзвездной гостиницы, разве что с решеткой на окне, но не депрессивно-клетчатой, а в виде солнца с лучиками. В комнате никого не было.
Располагайтесь, Борис Григорьевич, я только сниму юкату, раздалось из-за двери санузла.
Больше всего меня поразил компьютер на письменном столе. По монитору скакали строчки какого-то чата.
Ему можно пользоваться интернетом?!
Контролируемым. Специальная программа отслеживает активность и блокирует всякий обмен недозволенной информацией. Подследственные подписывают обязательство соблюдать установленные правила.
Вошел подтянутый, какой-то очень компактный мужчинка, которого я много раз видел по телевизору, но всегда в галстуке, а сейчас он был в рубашке-поло, и лицо оказалось не гладенькое, как на экране, а в мелких морщинках.
Здравствуйте, дорогой Борис Григорьевич! Руку не подаю, чтобы не доставлять морального дискомфорта жать иль не жать, весело сказал мне самый ненавидимый человек Российской Федерации. А вы, молодой человек, идите. У нас с классиком конфиденциальный разговор.
Долго задерживаться здесь я не собирался.
Я, собственно, пришел только потому что начал я, но он перебил:
Потому что к вам с ножом к горлу пристала лучезарная Вита Фениксовна. Что, собственно, от нее единственно и требовалось. Вы же, разумеется, предпочли бы выступить на моем процессе не в качестве общественного защитника, а в качестве общественного обвинителя, потому что я олицетворяю собою всё, что вы ненавидите.