Не совсем понимаю, голубчик.
Его белое лицо не выдало никаких эмоций, но голос дал понять, что существо в недоумении.
Забавно, но понятие «сукин сын» почему-то не вошло в словарный запас второго по счёту Соломона на планете.
Это похвала, господин Соломон, пояснил я, как будто ребёнку. Так люди выражают своё восхищение.
Это была ирония, конечно, но механическому Троекурову выражение понравилось. Он принял мои слова за чистую монету.
Да. Именно так. Я настоящий сукин сын. Верно сказано. Я сделал чудо.
При слове «чудо» у меня в голове заиграла рекламная мелодия: «Ла-Ла-Ла! Брось все дела!», а перед глазами возникла картина, как на верстаке у Виринеи измученный и мёртвый старик превращается в мутанта и брызжет кровью.
Не произносите при мне слово «чудо», попросил я. Оно вызывает у меня не совсем стандартные ассоциации.
Оу хорошо, ответил Троекуров. Но вы, Алексей, между прочим, тоже сукин сын. Именно вы натолкнули меня на мысль, как сделать новое тело для моего внука и как должна выглядеть программа «Спасение».
Я кивнул, соглашаясь с тем, что я тот еще сукин сын, потому что без зазрения совести продолжаю смертельно опасную игру с будущим.
А где Семён? спросил я. Точнее, Соломон-один.
Мехо-голем указал на ширму.
Там. Хотите посмотреть?
Вместе мы прошли к ширме, за которой скрывалось большое кресло с датчиками. В нём сидел ещё один мехо-голем, такой же белый андрогин, как профессор Троекуров.
Мехо-голем не двигался, его глаза были закрыты белыми искусственными веками, а из головы торчали датчики и провода, выходящие на компьютер.
Рядом, на операционном столе, лежало старое механическое тело Семёна тот самый неуклюжий стальной увалень, «Неудачная версия» из Музея будущего, первый и единственный мехо-голем, который умел смеяться, да ещё таким заразительным смехом, дёргаясь и побрякивая всем своим несовершенным телом.
Вскрытая черепная коробка старого образца ясно говорила о том, что мозг Семёна оттуда вынули и перенесли в более современную модель «человека». Практически идеальную.
Он пока адаптируется, сообщил профессор. Ему сложнее, чем мне. Он был ослаблен и не подготовлен.
Я повернулся к профессору.
У меня возник резонный вопрос.
Если мозг Семёна в этого мехо-голема внедряли вы, то кто же внедрял ваш мозг?
Отличный вопрос, голубчик, отозвался Троекуров. Меня оперировал Семён. Он тоже алхимик Пути Прагма, если вы забыли. Не самый лучший, но всё же. К тому же, я всё подготовил для процедуры, а ему оставалось только вынуть мой мозг и сделать так, чтобы он не выпал у него из рук.
М-м, мыкнул я, оставляя мнение при себе.
На самом деле, как бы я ни восхищался Троекуровым, порой он пугал меня своей безалаберностью и надеждой на легендарный русский авось.
И как долго Соломон-один будет адаптироваться? спросил я.
Троекуров сделал быстрые вычисления в уме и выдал результат:
Через семьдесят два часа пятнадцать минут и двадцать три секунды двадцать две двадцать одну
Ясно, кивнул я. Значит, через трое суток.
Через трое суток, пятнадцать минут и девятнадцать секунд восемнадцать семнадцать педантично поправил меня профессор.
Да, я понял.
Однако, скажу вам одну вещь! вдруг добавил Троекуров, его глаза мигнули светом, отражая любопытство и азарт. Мне нужно провести соответствующие тесты, прежде чем внедрять технологию в массы и презентовать её высшему руководству страны.
Так проводите, ответил я.
Не всё так просто, голубчик. Мне нужен полигон для тестирования. Максимально опасный, чтобы доработать механизмы защиты от тёмного эфира.
Я сощурился.
Максимально опасный?
Да, подтвердил Троекуров. Настолько опасный, чтобы полноценно испытать новое изобретение.
Он указал на самого себя, а потом и на неподвижного Семёна в кресле.
Что ж, кивнул я. Могу предоставить вам максимально опасный полигон, если хотите. Нео-сторона сойдёт?
Реакция последовала вполне человеческая.
Это лучший и опаснейший полигон из всех возможных! объявил Троекуров, после чего ещё и добавил: Я вами восхищён, сукин вы сын!
Спасибо, Соломон-два, улыбнулся я. Вы мне льстите.
Мехо-голем поднял палец.
И ещё кое-что. В моей памяти сохранился отрывок из разговора с пророчицей по имени Эсфирь. Однажды она сказала мне, что мои изобретения поразят весь мир, по обе его стороны. И что я буду путешествовать по Нео-стороне, сделаю открытия. Что я буду счастлив. Но для этого нужно быть смелым. Из этого следует вопрос
Он вдруг задумался.
Я ожидал от него вопросы в духе «Можно ли вообще доверять предсказаниям маленькой пророчицы?» или «Зачем быть счастливым, если ты мехо-голем?», но Троекуров озадачился другим.
Скажите, Алексей, являюсь ли я смелым? Как вы считаете?
Я опять улыбнулся.
Вы позволили своему не слишком умелому внуку вынуть мозг из вашего черепа. Думаю, вопросом о собственной смелости вы можете не задаваться. Ответ очевиден. Хотя я бы назвал это немного иначе. «Безумие и отвага» бы лучше подошло.
В глазах профессора снова мелькнул свет.
Теперь и вы мне льстите. Ну что ж. Тогда осталось наметить день, когда я начну обретать счастье.
Он сказал это совершенно серьёзно.
Процесс «обретения счастья» для него теперь был вполне определённым. Что-то, похожее на сбор грибов или накопление социального рейтинга.