Дождь закрыл глаза и прошептал:
Когда падает могучее дерево, трусливые птицы разлетаются по кустам. Не будь трусливой птицей, Данай. Верни уважение и свободу в мой род.
С этим наставлением он и умер.
Его похоронили в Хибинских
горах, у Лебединого камня, рядом со старшей дочерью Макеной. А его Покаяние превратилось в Ненависть и Рабство рода Бонце.
Коэд-Дин же так и не вернулся.
Исчез, будто призрак, и позволил злу свершиться, хоть и был одарён великой силой всех защитить'.
Зигбо опять замолчал.
Подступили слёзы.
А ещё он услышал, как тяжело выдохнул Коэд-Дин. Вряд ли он ожидал, что услышит именно такой рассказ.
А как лампа попала к тебе? хрипловато спросил он.
Зигбо поднял голову и повернулся к нему, хоть его и не видел.
Если хочешь узнать, как лампа попала ко мне, то придётся слушать другой рассказ. Мою собственную легенду. Пусть это будет «Легенда о Зигбо».
Коэд-Дин помолчал немного и наконец сказал:
Хорошо. Продолжай.
Зигбо кивнул и, уже не опуская головы, продолжил:
Шли года. Одно поколение рода Бонце сменяло другое. Крест клятвы появлялся на правой ладони у каждого новорождённого в семье. Перед смертью Данай передала лампу с носорогом в руки своей внучке Шаде, искусному магу Пути Психо. Потом у Шаде родилась дочь Хабика, которая тоже продолжила Путь Психо.
Зигбо вздохнул.
Когда он говорил о своей матери, его пробирала тоска.
Она вышла замуж за местного каменщика Олега Никольского и продолжила служить хозяину. Та самая Хабика, мать Зигбо и его младшей сестры Чиццы. Именно Хабика должна унаследовать лампу Ненависти от бабушки Шаде, когда придёт время. А потом кто-то из её детей.
Перед глазами снова появился холст с легендой, только на этот раз Зигбо писал её уже сам для себя и, возможно, для своих потомков. На будущее, если оно, конечно, наступит.
Воображаемый свиток с мерцающими буквами разворачивался перед ним, всё ниже и ниже.
Новая легенда «Легенда о Зигбо» продолжалась:
'Каждый из рода Бонце пытался найти голову Волота.
Метка клятвы всё так же чернела на руке каждого из семьи, обрекая их на вечные поиски и жажду свободы.
Рабство продолжалось.
Садовники, горничные, солдаты, прачки, убийцы, разведчики, каратели кем только ни были для Волота гордые потомки Дождя Бонце. Хозяин менял тело за телом, продолжал требовать голову и обещать свободу, а они всё служили ему.
И вот однажды, в конце последней весны, Зигбо навещал могилу Дождя и его старшей дочери Макены той самой Макены, которую ещё сто лет назад ослепили и заживо похоронили под Лебединым камнем у Умбозера.
В тот день было холодно, и Зигбо разжёг костёр, чтобы согреться.
И тут вдруг кое-что заметил.
Дым от костра завертелся спиралью точно так же, как дым от лампы хоа!
Зигбо сразу вспомнил, как зловещая лампа с носорогом переходила из рук в руки в его роду, как бабушка Шаде зажигала её, сидя в кресле, и как горели носорожьи глаза, а дым закручивался спиралью и всегда тянулся в одну и ту же сторону.
На Северо-Запад.
А ведь порой этот дым шёл даже против ветра, нарушая все природные законы. Только этого никто не заметил, даже бабушка Шаде.
Тогда-то Зигбо и понял, что Дождь не просто так завещал передать свою лампу первому сидарху, который родится в роду Бринеров после Гедеона.
Это была не только лампа!
Это был указатель, как стрелка компаса!
Точно!..
Зигбо аж вскочил у костра и запрыгал от радости, повторяя ритуальный танец юношей из народа нгаби. Вскидывал руки к небу и отплясывал, перескакивая с ноги на ногу, будто забыл, что вообще-то он современный школьник из Петербурга, а не раскрашенный охрой дикарь с рыбьей костью в носу.
Успокоившись, он стал думать, как провернуть дело.
Естественно, что передавать лампу он никому не собирался, хоть в роду Бринеров и появился сидарх по имени Алексей, про которого уже не раз говорили по телевизору. Появился он неожиданно и как-то странно.
Да и пёс с ним.
Зигбо собирался выкрасть лампу у бабушки Шаде и отправиться по направлению дыма сам. Так что не прошло и недели, как он сделал это. Стащил лампу прямо из кармана уснувшей в кресле бабушки, а потом сбежал из дома, прихватив только рюкзак.
По дороге он часто зажигал лампу, и как только глаза носорога загорались, а дым от благовоний начинал закручиваться в спираль, Зигбо следовал за ним, методично и упорно.
День за днём.
Неделя за неделей.
Через месяц дым привёл его к могиле Макены и Дождя. К той самой могиле, которую сто лет назад слуги Волота уже перерыли вдоль и поперек, выискивая голову!
Что за чертовщина?..
Зигбо в тот момент был ошарашен как никогда. Стоял и смотрел на Лебединый камень, не зная, что делать дальше.
Рыть могилу снова?
Но ведь там похоронены предки. Нельзя их беспокоить, иначе будет беда.
Так Зигбо
и стоял там до самой ночи, никак не решаясь действовать, пока наконец не додумался снова зажечь лампу с носорогом.
Когда дым завертелся спиралью и потянулся к могильному камню, Зигбо приник к нему, зачем-то принюхался и прислушался, потом закрыл глаза и попытался ощутить что-нибудь магическое.
Хоть Дождь Бонце и не был магом, зато сам Гедеон Бринер им был. Причем, таким магом, каких ещё не видел мир.