Ты слишком задержался в червоточине, Бринер. Неужели там было настолько интересно?
Я не стал отвечать, а сам задал вопрос:
Ты в порядке?
Да, я в порядке, суховато отреагировала она. Спасибо, что спросил.
Затем девушка развернулась и стремительно покинула конюшню.
Весь её вид говорил, что она ненавидит всё, что связано с Балом Мёртвых и дворцом графа Соломина, а возможно, ещё и со мной. Здесь погиб её дядя я успел это увидеть перед тем, как отправиться с Волотом в червоточину. А ещё стал свидетелем того, как Виринея обрушила на дворец Соломина армию мёртвых, как она подчинила себе некро-големов и нежить.
В тот момент её было не узнать.
Горе и скорбь высвободили её огромную силу.
Чем закончилась бойня, узнать я уже не успел. Увидел только, как умирает дочь Волота Анастасия, отравленная собственным ядом Анчара. Увидел убитых гостей и хозяев Бала. А ещё успел осознать, что именно моя игра в кошки-мышки с Волотом погубила дядю Виринеи профессора Яна Стояновича Воронина. Она вообще много кого погубила.
«Когда два слона дерутся вся трава вытоптана», так когда-то говорил мой оруженосец Бонце.
Виринея это тоже понимала, поэтому знала, кого винить.
При этом она всё равно дождалась меня из червоточины и помогла хоть немного пополнить магический резерв. Её амулеты восстановили совсем немного чистого эфира из того, что у меня имелся, зато спасли от полного истощения.
Как только Виринея вышла из конюшни, секретарь Жан Николаевич коротко приказал по рации:
Примите её. Всё в порядке. Бринер здесь, и он
Что значит «Примите её»? перебил я.
Тот быстро отключил рацию и направился ко мне, бесшумно ступая по полу, устланному соломой и трухой.
Это значит, что Воронина Виринея Антоновна арестована, господин Бринер, ответил он прямо. Эта Ведьма убила десятки людей. Хозяева дворца, их родственники и гости все погибли от её руки. В том числе, несколько наших внедрённых агентов. Выжил только один агент. И ещё один слуга Соломиных. Однако мы позволили госпоже Ворониной дождаться вас здесь, без лишних глаз, чтобы она помогла, если понадобится. И она помогла, а теперь будет арестована, и ей об этом известно. Она гарантировала, что не будет сопротивляться, и дала согласие на временную Печать Блокады. Она готова сесть в тюрьму за свои деяния.
Я хмуро посмотрел на Жана Николаевича.
Вот оно что.
В тюрьму, значит.
Действия военных можно было понять. В их глазах Виринея стала массовым убийцей, и неважно, по каким причинам. С этим предстояло ещё разобраться.
К тому же, теперь Виринея была целью номер один для горных некромантов. Только она одна могла объединить голову Волота с его телом, а значит, на неё уже скоро объявят охоту. Пока Волот восстанавливает кровь, у меня имелось время, но даже сейчас Виринея находилась в зоне риска, особенно с Печатью Блокады на теле.
Я сам возьму её под надзор и опеку, сказал я. И не нужно никакой Печати Блокады.
Секретарь не стал спорить. Это не входило в его компетенции.
Обсудите это с генералом Чекалиным, господин Бринер, ответил он спокойно и даже примирительно.
Жан Николаевич выглядел как обычно.
Ничего не выдавало в нём того, что за время, пока я провёл в червоточине, отношение ко мне поменялось. А ведь то, что доверенный человек генерала Чекалина стоял сейчас здесь, ясно давало понять, что мой главный секрет уже не секрет. По крайней мере, для определенных лиц из военной элиты.
Теперь они знали, что я не Алексей Бринер, а его предок Гедеон.
Внедренный в общество горных некромантов агент, который выжил после штурма дворца, уже успел доложить об этом куда надо. Если он присутствовал на самом Балу, то точно видел последнее испытание некромантов, а значит, видел и мою мёртвую проекцию, которая сразу же выдала во мне Гедеона Бринера. Все гости Бала Мёртвых это видели, но они погибли и уже не могли ничего рассказать.
А вот выживший агент мог.
Точнее, уже рассказал.
Из этого следовало, что генерал Чекалин знает, кто скрывается в теле юного Алексея Бринера. Не зря из червоточины меня встречал именно Жан Николаевич.
В пользу этого
явно говорило и то, что секретарь нисколько не удивился, что для пополнения резерва мне нужен был чистый эфир, а не радонит. Поэтому он и допустил Виринею к червоточине, чтобы меня дождаться. Скорее всего, она сама об этом попросила.
Как вы себя чувствуете, господин Бринер? спросил Жан Николаевич.
Вот теперь я услышал в его голосе почтение, и касалось оно не юнца Алексея Бринера, а именно его предка Коэд-Дина.
Мы готовы вас госпитализировать, добавил секретарь. Наши врачи
Где Феофан? перебил я. Тот мальчик-пророк, который был на Балу. Где он?
Секретарь моему вопросу не удивился.
Его увезли в безопасное место, сразу ответил он. Вы сможете встретиться с ним на одном из наших объектов уже сегодня. Отчаянный и смелый парнишка, кстати. Заявил, что будет общаться только с вами и ни с кем другим. А потом замолчал. Ни с кем не разговаривает, как глухонемой.
А его ремень?
Ремень при нём, его не стали досматривать, сообщил Жан Николаевич, голосом давая понять, что даже военные не полезли в ячейки «умного» ремня, решив меня не опережать.