На моих руках она замолчала. Пару раз сонно зевнув, малышка прикрыла глазки и притихла. Мне подумалось, что начавшиеся роды прервали ее сон в утробе и потому она расплакалась. А сейчас, после того как вышла на свет, можно было снова доглядеть сладкий сон. Малышка, похоже, заснула, и эта картина меня умилила. Я рассматривала ее спящую, каждую черточку личика, прислушивалась к тихому дыханию и пыталась понять, все ли с ней хорошо?
Какая она маленькая, вся красная и синюшная, взволнованно сказала я, окидывая ласковым взглядом дочку.
Я чувствовала, что уже полюбила ее. Мое сердце билось трепетной любовью к ней.
Спадет
краснота, не волнуйтесь, барыня, утешила меня Марья, улыбаясь. Она же столько часов лезла узким проходом, естественно, что она вся красная.
Хорошо, кивнула я, успокоенная, убирая с лобика дочери соринку, прилипшую к ее кожице.
Мои ослабленные тонкие руки тряслись. Из последних сил я прижимала малышку к себе, боялась уронить маленькое спящее сокровище.
Барыня, давайте я на грудь вам ее положу, так легче держать будет, предложила повитуха, перекладывая мою дочь. Я пока ваше чрево почищу, чтобы последа не осталось, а то заражение будет.
Я согласно кивнула и спустилась чуть ниже с подушки, чтобы ей было удобнее. Дочку прижала к своей груди только одной рукой, так и правда было легче ее держать. Раздвинув пошире ноги, я доверилась умелым рукам Марьи. Она очень осторожно снова полезла в мою промежность, убирая все остатки родов. Было неприятно, но совсем не больно. От этой процедуры и неимоверной усталости я провалилась в полудрему.
Очнулась, когда Марья забрала у меня спящую дочку, чтобы переложить ее в небольшое корытце, покрытое тряпицей, что принес лесник. Затем повитуха кликнула Палашу.
Спроси у Прохора Фомича еще простыней и тряпок каких, велела Повитуха горничной. И воды теплой еще нагрей. Надо барыню обмыть от крови и переложить на чистое. Может, еще рубашка какая у него есть? А то ее-то вся грязная.
Чуть позже сквозь дрему я ощущала ласковые руки Марьи. Она быстро обмыла меня, а потом надела что-то чистое. Потом я почувствовала, как сильные руки, скорее всего, мужика-лесника, перекладывают меня снова на жесткую кровать.
Спустя пятнадцать минут я уже лежала на свежей холщовой подстилке в чистой рубашке из грубой льняной ткани. Она осталась от умершей жены лесника. Но выбирать мне не приходилось. Я была благодарна всем им за заботу. Мою нижнюю рубашку Палаша унесла стирать.
Я снова осталась в спаленке вместе с повитухой. Теперь на столе стояло небольшое корытце, где спала моя доченька. Боли в теле не было, и я спокойно дышала. Повитуха, наклонившись надо мной, приложила руку к моему лбу и тихо произнесла:
Жара нет, яхонтовая, это хорошо. Ты поспи пока, отдохни, намаялась.
Я послушно прикрыла глаза, провалившись в долгожданный сон.
Неожиданно в моих тягучих мыслях, а точнее, в видении-сне появились те самые два ангела, которые и отправили меня в этот мир.
Мы привели повитуху, чтобы она помогла тебе, сказал один из них. Но больше не сможем помогать тебе открыто. Отныне ты сама должна устраивать свою жизнь.
Я увидела, что они начали исчезать, и окликнула их:
Скажите! А прежняя владелица моего тела, точнее, душа настоящей Любовь Алексеевны куда делась?
Жизнь ей была в тягость. Она не могла вынести все, что выпало на ее долю. Потому, по ее просьбе, мы переселили ее душу в тело новорожденного младенца с более легкой судьбой. Но ты достаточно сильна, чтобы тебя не испугали подобные трудности. Потому и перенесли тебя в ее тело. Это послужит развитию твоей души.
Я поняла. Благодарю вас за то, что верите в меня, и за доченьку, ответила я и, наконец, провалилась в глубокий крепкий сон.
Разбудил меня ласковый голос Марьи:
Барыня, посыпайтесь. Уже совсем рассвело. Вот отвар из трав, попейте, и хлеб. Женщина помогла мне сесть на постели и попить. Малышка вдруг громко заплакала, и повитуха, взяв ее на руки, начла качать и добавила: Надо бы покормить дочку-то, голодная она.
Вскоре она приложила дите к моей груди, надавила на упругий холмик, и я увидела, как на моем соске появились капельки молозива. Малышка только с третьего раза смогла захватить сосок, но тут же жадно принялась причмокивать губами, пыталась насытиться.
Чуть позже повитуха осмотрела меня, сказала, что со мной все хорошо, и покинула дом лесника.
Уже ближе к полудню Палаша принесла горячей каши и травяной чай и спросила, буду ли я есть на ужин грибной суп. Я, естественно, согласилась, ибо ощущала сильный голод. Пока уминала кашу, служанка удивленно смотрела на меня.
Надо же, барыня, вы и вправду сильно проголодались. Вы же в жизнь кашу не ели.
Разве? удивилась я.
Овсяная каша была на воде, без масла, но политая вкусным медом. Потому я с аппетитом ела.
Угу. Вы же всегда говорили, что каша это еда для бедняков и голодранцев.
Не обращая внимания на слова горничной, я доела кашу и отдала ей миску. Малышка, в это время уложенная Палашей, уже мирно спала в своем корытце.
Палаша, посиди со мной немного. Мне надо поговорить с тобой.