Пройдя первый небольшой зал с единственной дверью на той же стороне, что и моя комната, я обнаружила, что дверь закрыта.
Пошла дальше, и каждая очередная дверь также, не отпиралась. Организм требовал уже присесть, и эта новая, видимо, подтормаживающая часть знания представила не унитаз, а высокий, похожий на вазу горшок. А ещё мне не представился туалет или какая-то отдельная комната. Я явно увидела этот горшок в своей комнате.
И стоящую рядом с ним Лизи.
Не-ет, - протянула я, все сильнее сжимая бедра и торопясь найти выход из этого нескончаемого коридора.
Легкий, какой-то невесомый смешок впереди подарил надежду, что там я увижу Лизи, и она проводит меня в нужное место. Но выйдя в большой зал, я увидела дорогие диваны, столик между ними, и
Сидящих на этих диванах женщин в легких, струящихся шифоном и кружевом платьях. И среди них была Диана. Красная, дышащая так, словно грудь ее стала кузнечными мехами. А ее смешной, похожий на мышиный, носик, так сильно поднялся вверх, что зубки видны были теперь еще сильнее.
Добрый день, - само вырвалось из меня.
Но вытянутые лица, скользящие по мне взгляды, напомнили, что я в легком халате, босая, и стою перед ними в позе, явно намекающей, что вот-вот не выдержу и намочу нежно-зеленый ковер под собой.
Это было фиаско!
Глава 4
У меня был тот же самый вопрос. Но эта самая новая память не была удобоваримо сложена в моей голове по полочкам, как
родная, которая работала без усилий, представляя мне в ту же секунду, как я задумаюсь, нужную информацию. Мне приходилось рыться в новой, как в чужом чемодане без дна.
В тот момент, когда я, по мнению этих леди, предстала пред ними почти голой, в голове моей пронеслось вихрем: «Это самые главные сплетницы, самые отвратительные женщины в Берлистоне! В их компанию входит и Диана. Но есть один нюанс: эти крысы на самом деле не подруги. За спиной друг у друга они готовы сплетничать о другой с превеликим удовольствием.».
А я только что дала им великолепную, самую нажористую пищу для слухов. Нет, не для слухов даже! Для скандала! В котором будет тонуть, как в болоте, моя сноха, леди Диана Верде, дочь богатого промышленника, вышедшая замуж за моего брата, отпрыска семьи с одной десятой долей королевской крови ради приставки к своему имени. Чтобы называться леди.
Лизи, выскочившая как черт из табакерки на визг Дианы, подтолкнула меня назад и буквально бегом, подталкивая в спину, вернула в комнату.
Леди, о! Что вы натворили?! Неужели вы и правда делаете это назло леди Диане? почти плакала Лизи, стаскивая с меня халат.
Какого черта ты делаешь? не поддавалась я, снова натягивая рукава. - Я просто хотела в туалет!
Но ведь, - Лизи подняла на меня глаза, а потом, убрав руки от моего халата, подошла к кровати и пальцем указала на шнурок возле неё. - Дёрните, и я приду. Что с вами? Вы как будто впервые видите меня, - испуг на лице девушки был неподдельным.
Что ты уставилась? Я хочу в туалет! уже громко заявила я.
Когда Лизи открыла двери, из коридора донесся плач Дианы. Он нёсся по коридору, отражался от тупика с окном и потом бумерангом летел обратно. Или же она просто выла на одной ноте.
Лизи вернулась через минуту с той самой керамической вазой объемом литров в пять, поставила на пол возле кровати и уставилась на меня.
Чего смотришь? Иди! уже с трудом сдерживаясь, пропищала я.
Куда? снова словно услышав от меня какую-то дичь, прошептала Лизи.
Куда-нибудь! прошипела я, плюнув на неё вконец и присев на горшок, больше похожий на произведение искусства.
За моей спиной послышалось движение, и через секунду девушка предстала передо мной с кувшином и полотенцем.
Я сама. Поставь тут, - уверенно и уже со злостью сказала я.
Да что с вами, право слово? Может, и правда стоит показаться доктору, а не противиться, чтобы не случилось того же, что произошло с вашей матерью, - Лизи выбежала из комнаты.
Я доделала все дела, открыла высокий белый шкаф с резными дверцами. Руки как будто действовали сами, и им не требовалось какого-то управления.
Я выхватила бежевое, легкое, как облачко, платье с пышным воротничком и коричневым широким поясом, бросила его на стул, а потом подошла к кровати, упала навзничь и заплакала.
Слёзы эти были по матери, о которой упомянула служанка. О леди Верде, некогда блиставшей в обществе, об одной из самых красивых, самых добрых женщин графства. О том, что жизнь Стефании после ее смерти стала невыносимой, бессмысленной и до ужаса непредсказуемой.
Мать Стефании и Даниэля была помещена в лечебницу после того, как, пережив нервный срыв, она перестала появляться на людях, разговаривать с мужем, а потом объявила об измене супруга во всеуслышание. Вернее, даже после того как попросила у короля развода.
Я услышала, как Лизи вошла, забрала горшок и, тихо прикрыв дверь, вышла. Боясь спугнуть вывалившуюся на меня складную, ровную, будто рассказ, информацию, я цеплялась за каждое открывающееся для меня воспоминание этой девушки.
Темноволосая Луиза Тереза умерла в сорок лет в лечебнице. Стефании было семнадцать. Имея на тот момент несколько претендентов на ее руку, она знала, что ей завидуют, даже несмотря на то, что девушка потеряла мать. Отец и после смерти жены продолжил встречаться с новой своей пассией, но погиб вместе с той в путешествии. Хотя свою поездку он представлял как деловую. Но люди шушукались.