Ундина
Жак посоветовал ему оставить глупые и наивные мальчишеские мечты о турнире и попросится к барону присяжным рыцарем. Хотя этот план Антуану не понравился хотя бы потому, что Калибан, который его ненавидит, его живьём сожрёт. Тогда Жак дал другой, крайне ценный и наиболее разумный совет: поступить в какой нибудь рыцарский монашеский орден и поехать в Святую землю для того, чтобы получить возможность разбогатеть там. Тем более, что его, Жака, предки, точнее его отец, так и сделал. Будучи сыном кожевника, он отправился с походом в Иерусалим, и хоть потерял глаз, но вернулся во Францию с капиталом, что позволило ему окончить свой век в окружении восьмерых детей совсем не бедствуя. Самому Жаку, по его же словам повезло куда больше. Будучи третьим из всех детей своего отца, он тоже отправился было в Крестовый поход , но по дороге попал в замок де Кантель, где его принял барон Жоффруа, там Жак был помазан в рыцари, и стал служить барону.
Антуану же идея служить барону Жоффруа, от одного взгляда которого у него холодел затылок совсем не хотелось, а ещё меньше ему хотелось служить под началом злобного чудовища Калибана.
Жизнь оказалась жестока, а турнир с прекрасными дамами, рыцарями на белых конях в сверкающих доспехах оказался просто фата морганой, паноптикумом. Чем больше он сталкивался с реальной жизнью, тем сильнее она расходилась с его мечтами. Впрочем, Антуану уже давно было бы пора повзрослеть.
Более реалистичным представлялось поехать в Святую землю, и хоть была опасность умереть в походе от кровавого поноса или от чумы, или погибнуть от удара сарацина , но всё таки это было лучше, чем торчать тут, без какой то надежды на успех. Или подастся в разбойники, что делали ему подобные рыцари без крова и быть повешенным любым феодалом.
Всё это не отпускало
Антуана даже ночью, он даже не мог нормально спать. Как бы Антуан не ворочался на своём довольно жёстком матрасе набитым не как у господ пухом, а обычной соломой, в своей каморке, какую ему соизволил выделить кастелян замка де Кантель, но сон в его голову, обуреваемую разными мыслями так и не шёл.
Антуан решил прогуляться по ночному замку. Как известно, такие прогулки хорошо успокаивали нервы. Разумеется, если это твой личный замок.
Замок де Кантель спал. Все факелы и светильники в его длинных, тёмных коридорах были погашены и там гулял ветер. Ветки старого вяза похожие на когти мертвецов стучали по мутным слюдяным стеклам в коридоре. Формально Антуан в любой момент мог покинуть замок де Кантель. Так как за ним не водилось не какого преступления, кроме того, что он нагрубил мастеру над оружием рыцарю Калибану. Но «приглашение погостить» от барона Жоффруа проигнорировать было нельзя, так как он мог просто кинуть сэра Антуана в темницу. Молодой рыцарь словно приведение тихо шёл по длинному, что штольня коридору замка де Кантель, в одном из окон коридора было разбито стекло, один из его кусков, слева, снизу был отколот и можно было поглядеть, что делается на улице. Антуан это и сделал. Воздух за пределами каменной твердыни был холоден, несмотря на лето. Вероятно, это оказывала своё воздействие река, чей приглушённый шелест слышался даже тут, за высокими стенами замка, убаюкивая его жильцов и их гостей.
Разводной мост был поднят, что превращало замок в островную крепость. Железная панкулиса была опущена, а внутренние ворота замка закрыты, заложены засовами и затянуты тяжкими цепями. Это были не просто меры предосторожности. Совсем недавно отгремела Столетняя война, множество банд сновало туда сюда по земля несчастной Франции. Страна ещё не успела оправиться и от разрушительного похода Генриха Пятого Английского , хоть тот и окончился полвека назад. Да и от набега какого нибудь «доброго» соседа замок был не застрахован. Хоть в стране было верховенство власти короля и Герцога, но даже королевское Dieu et mon droit не могло защитить имущество его подданных, и она предпочитали защищать себя сами, хотя ночевать в каменном замке, под охраной откормленных дуболомов в кольчугах и варёной коже, с билями и топорами было куда приятнее, чем в деревне, защищённой только полуголодными крестьянами с палками и косами, да огороженной, в лучшем случае частоколом, а чаще всего просто живой изгородью.