Дядя твой вчера из Москвы привёз. Купил по поручению Михайлы Петровича в Каретном ряду у мастеров Ильиных, ответила Глаша.
Интересно, а много ещё чего мимо моего внимания прошло? задумчиво протянула Дуня.
Не мало, подруженька, да ты голову не забивай, пусть завтра сюрпризом станет. Пойду, а то вон горничные тебе уже ванную наполнили. Доброй ночи, невеста.
Глаша вышла, вот тут-то Дуню паника и накрыла. Она ещё держалась, когда горничные помогли искупаться, просушить волосы и облачиться в ночную сорочку. После того, как служанки затопили камин, задёрнули шторы и удалились, Дуня нервно заходила по комнате. Завтра, уже завтра венчание. Её больше волновала не брачная ночь о том с институтскими подружками уж говорено-переговорено было, опять же, на целительской магии строение тел человеческих, а на искусствоведении картины и скульптуры великих мастеров изучали. Волновал уход из родительского дома из-под крыла отцовского.
Дуня подошла к окну, штору отдёрнула, вниз посмотрела. Хоть и знала прекрасно, что сбегать не будет, расстояние до земли оценила. Если простыни связать, да ткань с балдахина, длины вполне хватит. Подумав так, отошла от окна, от греха подальше. Ещё пару кругов по комнате сделала. Взгляд упал на язычки пламени в камине. Чтобы успокоиться, решила попробовать затушить огонь путём сбора воды из воздуха, как Николай Николаевич советовал в своём учебнике. Дуня протянула руки, повернув ладонями вверх и принялась притягивать воду, формируя в шар, затем отправила водный шар в камин. Раздался сильный треск, шипение, вверх взвилось облачко золы. Стой Дуня чуточку ближе, пришлось бы ей второй раз купаться.
Минуты не прошло, как в комнату ворвались Глаша, в платье, наспех натянутом на сорочку, сонная горничная и Михайла Петрович, босой, в домашних штанах и расстёгнутой белой рубахе. В руке он держал пустой бокал. Не только дочь накануне свадьбы волновалась.
Я тут, того, пробормотала Дуня, учусь пожары тушить.
Самое подходящее занятие для невесты, произнёс Михайла Петрович, зорким взглядом подмечая отдёрнутую штору.
Дунюшка нервничает, вступилась за подругу Глаша. Глянув на полураздетого Михайлу Петровича, смутилась, вспомнила, в каком сама виде, и принялась одёргивать платье.
Глафира, будь добра, ночуй с сударушкой, попросил Михайла Петрович и вышел прочь. Он намеревался допить бутылочку лучшего вина из братовых виноделен, но прежде принять кое-какие меры.
Горничные быстро убрались в комнатке, задёрнули шторы, помогли Глаше распутать наспех затянутую шнуровку на платье. Ушли они с надеждой на спокойный сон. Считая, не без основания, воспитанницу хозяина более благоразумной барышней.
Подружки улеглись на широкую
кровать, хотели поболтать, да сон сморил. Дальнейшая ночь прошла действительно спокойно и беззаботно. Но только не для кучера, сторожа и двух лакеев, коих Михайла Петрович отправил ходить дозором вокруг особняка.
Глава пятая. Честным пирком да за свадебку
О щедрости купцов Матвеевских по Ярославлю легенды ходили, что, мол, чем больше они благодеяний делают, тем богаче становятся, что правда в Священном писании говорится: не оскудеет рука дающего.
Меценатство братьев городу на пользу пошло ещё и по такой причине. Даст, к примеру, Михайла Петрович сто рубликов на ремонт куполов церковных, и тотчас прочие купцы кошели раскрывают. Рассуждали те же Сорокины или Вахромеевы так: негоже им, купцам в нескольких поколениях, быть хуже, чем выходцы из крепостных. Оно и наоборот бывало, на реставрацию церкви Ильи Пророка Сорокины первыми пожертвовали, а остальные следом.
Купечество между собой в щедрости соревновалось, а Ярославль расцветал. Считался город чуть ли не третьим после столицы и Москвы по благоустройству площадей и улиц, по освещению их фонарями с магическими светильниками, по строительству каменных домов, по благосостоянию жителей. Последнее не только дворянства, купечества касалось, но и мещан, и рабочих, и мастеровых. Не забывали в городе и о сирых и убогих. Одними из лучших в империи считались Дома призрения для вдов и сирот, для престарелых и увечных.
В день венчания ярко светило солнце. Зеваки, что у церкви собрались, ожидая приезда невесты, шептались, что ежели бы тучи и были, Михайла Петрович привёз бы из столицы магические пушки, чтобы их разогнать.
Дуня проснулась рано в прекрасном расположении духа. От вчерашней паники и тени не осталось. Самой смешно стало от воспоминания, как считала, сколько простыней надо, чтобы из окна выбраться. Она растормошила разоспавшуюся Глашу. В комнату заглянула горничная и вновь вышла. Из коридора донёсся её голос:
Барышни встали-с, Михайла Петрович.
Вот и славно, пусть собираются, мешать не стану, пойду, куафёра дожидаться, раздался голос Михайлы Петровича.
Не много ли чести, папенька, лично цирюльника встречать? раздался из коридора голос одного из братьев.
Дуня с Глашей, прислушивающиеся к разговору, переглянулись, пытаясь понять, какого брата, но долго гадать не пришлось.
Павлуша, упаси тебя Боже, мастера из модного салона в лицо цирюльником назвать. Мне трудов великих стоило, уговорить нашим девочкам причёски без очереди сделать. У них там, оказывается, на месяц вперёд всё расписано.