Добраться до нужника не случилось. Даже до Сильвестра каких-то пятнадцать шагов не дотянул. Последняя осознанная мысль запуталась в паутине помех, в голове вдруг стало так тяжело и звонко, будто не голова это, а Царь колокол, по которому со всей дури вдарили кувалдой. Ноги окостенели, а потом разом подломились в коленях, лишив меня естественной опоры. Сквозь мутную пелену в глазах я видел подбегающих людей, кто-то тревожно вскрикнул, но звук голоса показался мне долетевшим с луны.
«Ну никому нельзя верить, даже себе, ведь всего лишь пукнуть хотел!» - сказал обосравшийся мужик
Я хихикнул над старым анекдотом и затосковал пуще прежнего.
Связали меня с умом - руки заведены назад, ноги согнуты, за щиколотки притянуты насколько возможно к рукам. Интересно сколько человек на боку в позе акробата-самоучки провалялся
может без того, чтобы заработать отмирание тканей в отлежанных местах? Плечо с бедром онемели уже здорово да и все остальное тело затекло и требует немедленного вмешательства массажистки с сильными, но нежными руками, желательно приятной наружности. Во рту явственно ощущался металлический привкус, должно быть, язык прокусил, когда падал или когда волокли.
Рыкуй - сука однорукая! Какого дерьма он мне в сбитень сыпанул, иуда? Он, больше некому. И эффект у зелья странный, сначала днище чуть не вышибло, потом в голову прилетело. Штаны, вроде бы сухие, не липнут и не воняют и то хлеб.
Помещение тесное, пыльное. Пахнет чем-то прелым, но не противно. Набросано тут всего: чурбаки, ведра, захламленный верстак у стены, большое каменное точило в углу. Тусклый свет струится откуда-то сзади, должно быть, через щели в двери или не плотно задернутый полог.
Я пожелал немедленно перевернуться на другой бок, дабы избежать участи Завида и не доводить дело до ампутации чего-нибудь важного из состава родного органона. Пока барахтался как жук, отдуваясь и пытаясь помогать себе лбом как единственной точкой опоры, вспомнил, что почти в такой же ситуации я недавно уже находился. Думал, в тот раз черная полоса, оказалось, белее не бывает.
Упрел, но все же перевалился с левого бока на правый. А, проморгавшись, уперся взглядом в знакомые короткие коричневые сапожки.
- Что, пес, очнулся?
О, и голос знакомый. А сапожки в кровавых разводах...
Сколько же я в ауте пробыл? Светло еще. Или это уже новый день настал?
Взгляд заскользил от сапожек вверх по штанам и кольчуге до самых пышных усов что я в жизни видел. Голову Шибая венчал простецкий круглый шлем с обширными потертостями. Сколько он тут стоит, ведь никаких шагов слышно не было? Инстинктивно я захотел подобраться, скрутить себя в комок, чтобы выдержать удары ногами, но оказалось, что дальше подбираться некуда.
- Очнулся, - удовлетворенно заключил Шибай. - Да не в том месте, в каком хотел бы, верно, гаденыш?
И захихикал меленько, гаденько, я даже позавидовал, что так не умею.
- У тебя была возможность уйти. Даже если б я тебя ловил, ты бы прошел, я знаю. Ты же настырный, да? Упрямый. Прешь как оскопленный бык в ярме, дороги не различая.
В голосе Шибая образовалась странная мешанина из уважения, презрения и жалости.
- Ага, прикинь как со мной мать мучилась, - промямлил я, с усилием выталкивая каждое слово будто клеем обмазанное.
- Дурень ты. Со мной дружить надо было, а ты заладил свои «не помню» да «не знаю».
- Как с тобой дружить? Ты же брата родного под смерть подвел. Упырь ты кровавый, дядя, а друзья твои в овраге лошадь доедают.
Шибай сложил толстые руки на груди, навис надо мной как мясник над ягненком.
- Перед тем, как отправишься в Навь, хочу, чтобы ты запомнил своей дырявой башкой: я всегда добиваюсь желаемого. Всегда. И я всегда на шаг впереди таких как ты.
- Молодец. Но мне насрать, веришь?
- А вот этого не надо, - сурово предостерег Шибай. - Кол замараешь.
- Какой еще кол? - насторожился я, чуя приближение непоправимого.
- На какой я тебя присажу, за то что восстание против князя чинил, народ подстрекал дани не сдавать, боярских людей призывал бить, волхвов уважаемых поносил. Волшбой занимался. Да мало ли за что? Был бы кол, задница найдется. Да ты не думай, я тебе как родному сделаю, должно понравиться. Жирком смажу как положено, но не шибко густо и слишком остро тесать не буду, чтобы колышек махом нутро твое гнилое не проскочил. Кончик из глотки на два вершка как положено сам на него сможешь взглянуть, если дотерпишь. А ты дотерпи, порадуй боярина, хоть что-то по-людски сделай.
Шибай всхрюкнул и оскалился, довольный своей речугой. Во козлина! На кол сажать меня собрался! Выпердыш древнерусский...
Благодаря подробно описаным деталям предстоящей казни, до меня наконец дошел весь трагический смысл любимой присказки усопшего боярина Головача. Вот уж поистине кол в глотку... только не с той стороны. Представил картину - в груди жарко стало.
- Не боярин ты мне, паскудник мутнорылый, - процедил я сквозь сведенные ненавистью зубы.
- Тебе - не боярин, - шевельнул усами Шибай. - А вот городку этому и весям окружным еще какой боярин. Я Рогволду обещал земли его раздвинуть. За счет своего удела. Мы же крайние, между нами и Смоленском по лесам еще много безданных людишек сидит, если хорошенько поискать. Надо бы их к одному концу привесть, как думаешь?