В то мгновение, когда клинок протыкал им грудь, я всегда слышала голос отца.
«Змейка, не отворачивайся», шептал Винсент мне в ухо.
Я не отворачивалась. Ни тогда, ни теперь. Знала, что именно увижу там, в темноте. Знала, что увижу прекрасное лицо юноши, которого я когда-то любила, и как он выглядел, когда мой нож проник ему в грудь.
Вампиры дети богини смерти, и потому забавно, что смерти они боятся так же, как люди. Каждый раз я наблюдала за ними, и каждый раз на их лицах проступал страх, едва они осознавали, что все кончено.
Хотя бы в этом мы были схожи. Все мы в общем итоге жалкие трусы.
Вампирская кровь темнее человеческой. Почти черная, как будто густела слой за слоем от крови людей и животных, которую они поглощали веками.
Когда я отпустила вампира и он упал, я вся была перепачкана.
Я отшагнула от тела назад. И только тогда увидела, что на меня неподвижно смотрит вся семья. Я действовала тихо, но не настолько, чтобы меня не заметили почти на пороге. Мальчика крепко сжимали мамины руки. Рядом стоял мужчина и второй ребенок, девочка помладше. Все четверо худые, в простой потертой одежде, замызганной от долгих дней работы. Они застыли в дверях, не сводя с меня глаз.
Я замерла, как олень, которого выследил в лесу стрелок.
Странно: не вампир, а полуголодные люди превратили меня из охотника в дичь.
Может, это потому, что рядом с вампирами я знала, что я такое. Но когда я смотрела на этих людей, их очертания становились размытыми, нечеткими будто мое искаженное отражение.
А может,
отражением была я.
Они выглядели подобно мне. И все же между нами не было ничего общего. Казалось, если я открою рот и попробую заговорить, мы даже не поймем издаваемые друг другом звуки. Для меня эти люди походили на зверей.
Неприятно было, что часть меня испытывала к ним отвращение, как и к моим человеческим недостаткам. Но другой части наверное, той, что помнила, как я жила в таком же домике, мучительно хотелось решиться подойти поближе.
Никуда я, конечно, не пойду.
Нет, я не была вампиром. Это предельно ясно подтверждалось ежедневно, каждую секунду. Но и одной из них я тоже не была.
По коже ударил внезапный холодок. Я дотронулась до щеки, и пальцы стали влажными. Дождь.
Капли нарушили гробовое молчание. Женщина шагнула вперед, словно собираясь что-то сказать, но я уже юркнула в тень.
Мне захотелось идти окольным путем. Обычно я забиралась на стену замка, чтобы выйти напрямую к моей комнате в западных башнях. Но вместо этого я перелезла через восточную стену, спрыгнула в сад и направилась туда, где жили слуги. Внутрь я проскользнула через окно, выходящее на разросшийся куст с фиолетовыми цветами; в лунном свете они отливали серебром. Как только ноги коснулись пола, я выругалась, чуть не опрокинувшись навзничь: под ботинками заскользило по гладкому дереву что-то вроде кучи мокрой ткани.
Смех прозвучал как воронье карканье и сразу перешел в беспорядочный кашель.
Шелк, проскрипел старушечий голос. Лучшая ловушка для маленьких грабителей.
Илана, это не дом, а ужас какой-то.
Да ладно!
Она вышла из-за угла и с прищуром посмотрела на меня, глубоко и шумно затянувшись сигарой и выпустив дым через нос. Одета в платье из ниспадающего шифона переливчатого цвета. Черные с проседью волосы собраны на макушке в пышный узел. В ушах длинные золотые серьги, а морщинистые веки подкрашены серо-голубыми тенями и щедро подведены сурьмой.
Ее апартаменты были столь же пестрыми и хаотичными, как она сама: по всем поверхностям разбросаны одежда, украшения, яркая косметика.
Я вошла через окно гостиной и закрыла его за собой от дождя. Комната была небольшой, но намного приятнее, чем глинобитные развалюхи в человеческих трущобах.
Илана окинула меня взором с ног до головы и потерла шею.
От такой утопшей крысы я замечаний не приму.
Я оглядела себя и побледнела. Только сейчас, в теплом свете фонаря, поняла, что у меня за вид.
Эх, Орайя, даже и не догадаешься, что ты хорошенькая, продолжила она. Ты решила сделать все возможное, чтобы выглядеть как можно более отталкивающе. Кстати! У меня для тебя кое-что есть. Ну-ка
Она порылась узловатой подагрической рукой в бесформенной куче и, скомкав, кинула мне ткань.
Лови!
Я поймала и развернула. Полоса шелка завораживала: длиной почти с мой рост, темно-фиолетовая, с золотой вышивкой по кромке.
Увидела и подумала о тебе, сказала Илана и, прислонившись к косяку, выпустила облако сигарного дыма.
Я не спрашивала, где она такое раздобыла. С возрастом ее пальцы не стали менее проворными или менее вороватыми.
Оставь себе. Я такое не ношу. Ты же знаешь.
Изо дня в день я ходила только в простой черной одежде, неприметной и оставлявшей полную свободу движений. Я никогда не носила ничего яркого (это могло бы привлечь внимание), ничего широкого (это дало бы возможность схватить меня за ткань) и ничего тесного (это помешало бы драться или спасаться бегством). По большей части я предпочитала кожаные вещи, даже в удушливую летнюю жару. Они защищали и не мешали.
Да, я, наверное, обожала все красивое не меньше остальных. Но меня окружали хищники. Тщеславию приходилось держаться на вторых ролях, уступая место необходимости выживать.