Правда Мы действительно пойдем по дорогим магазинам Как состоятельные люди прошептала она мне в плечо, и в ее голосе звенела такая неподдельная, детская радость, что я невольно улыбнулся.
Как состоятельные люди. Эта фраза кольнула меня. Мы так долго жили в режиме экономии. И я был рад, что наконец-то могу что-то изменить.
Выйдя из дома, я неспешно направился к больнице.
Утреннее солнце приятно грело лицо, Вероника провожала меня с порога счастливой улыбкой.
День обещал быть спокойным в операционном плане не было ничего сложнее удаления желчного пузыря, только плановые обходы и бумажная работа. Идеальный день для передышки.
Или не идеальный.
Я шел по знакомой улице, но что-то было не так. Какое-то смутное, иррациональное беспокойство шевелилось на периферии сознания.
Эй, двуногий, чего скис? Фырк, до этого дремавший у меня на плече, приоткрыл один глаз. На прием идешь, девушку осчастливил, врагов наказал. Живи и радуйся! Чего морду кривишь?
Сам не знаю, ответил я мысленно. Слишком все хорошо. Так не бывает.
Это было старое врачебное суеверие, въевшееся в подкорку еще в прошлой жизни. Если дежурство начинается слишком тихо жди беды.
Если пациент после тяжелой операции идет на поправку слишком быстро готовься к осложнениям. Вселенная любит равновесие. И после череды моих оглушительных успехов она должна была прислать ответный удар.
План на день был до смешного простой: проверить Яну, которая все еще была в медикаментозной коме, навестить Ашота и убедиться, что его состояние стабильно, сделать обход остальных пациентов.
Рутина. Скучная, безопасная, предсказуемая рутина.
Палата интенсивной терапии встретила меня привычной, почти успокаивающей симфонией аппаратов: мерное шипение ИВЛ, ритмичный писк кардиомонитора, тихое гудение перфузоров.
Яна лежала все в той же позе бледная, неподвижная, опутанная проводами и трубками, словно кукла, подключенная к системе жизнеобеспечения.
Без изменений, господин лекарь, сообщила дежурная медсестра, поднимаясь мне навстречу. Кома стабильная. Все показатели в норме. Но не выходит.
Я взял из ее рук тяжелую папку с историей болезни. Пробежался глазами по листам назначений, по графикам давления и сатурации. Все было идеально. Слишком идеально.
Как по учебнику. В голове пронеслась тревожная мысль.
Ее организм работает как часы. Давление стабильно, сердце бьется ровно, легкие дышат. Никаких признаков отека мозга, никаких скачков внутричерепного давления.
После такой травмы и интоксикации должны быть хоть какие-то колебания. А здесь идеальная прямая. Словно ее тело не борется, не восстанавливается, а просто поставлено на паузу.
Фырк, глянь-ка на нее изнутри, мысленно
скомандовал я. Полное сканирование мозга. Ищи аномалии. Очаги ишемии, отека, кровоизлияния. Все, что не вписывается в картину.
Бурундук, до этого дремавший у меня в кармане, невидимой молнией сорвался с места и нырнул в тело девушки. Я стоял, делая вид, что изучаю показатели на мониторе, но все мое внимание было сосредоточено на мысленной связи с ним.
Он вынырнул через минуту, озадаченно почесывая за ухом.
Всё хорошо, двуногий, его мысленный голос был лишен обычной язвительности. В нем звучало неподдельное удивление. Там все чисто. Никаких серьезных повреждений. Но мозг он работает гораздо активнее, чем должен в глубокой коме. Я вижу вспышки активности в зрительной коре, в центрах памяти. Как будто она спит и видит очень яркий, очень насыщенный сон.
Сон
Эта мысль зацепилась в сознании.
Или как будто ее удерживают в этой коме искусственно. С помощью чего-то, что я не могу увидеть. Магия? Алхимия?
Тот яд, который пыталась вколоть ей Борисова мы сняли его основные токсические эффекты, но что, если у него было второе, отложенное действие? Не убить, а усыпить. Превратить в живой контейнер для какой-то тайны.
Фырк, мне нужно, чтобы ты за ней приглядывал. Постоянно. Сядь где-нибудь в углу и сканируй ее без остановки. Любое изменение в мозговой активности, любое колебание ауры, появление чужой «Искры» рядом докладывай немедленно.
О, наконец-то настоящее шпионское дело! обрадовался он. А то мне уже надоело смотреть на вас с Вероникой, храпящих в обнимку каждую ночь!
Мы не храпим!
Медсестра, стоявшая рядом, вздрогнула и странно на меня посмотрела, приподняв бровь.
Черт. Я что сказал это вслух?
Простите, задумался, пробормотал я. Спасибо за доклад. Продолжайте наблюдение.
Я поспешил выйти из палаты, пока не ляпнул еще чего-нибудь. Тайна Яны становилась все глубже и опаснее. И у меня было стойкое ощущение, что я только что заглянул в кроличью нору.
Палата Ашота в реанимации казалась просторной и пустоватой вторую койку, на которой еще вчера лежал Мкртчян, уже увезли. Ашот полусидел, подперев себя подушками, и отрешенно смотрел в окно, на верхушки деревьев.
Привет, друг, я присел на стул рядом, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно бодрее. Как самочувствие?
Он медленно повернул голову. И я сразу понял что-то не так. Во взгляде, который он на меня бросил, не было ни радости, ни облегчения. Только холодная, затаенная обида.
Я внутренне напрягся.