Это все прекрасно, Никита Демидович, произнес Каганович, не отрывая взгляда от карты. Его голос был тихим, почти вкрадчивым, но от этого
еще более весомым. Он потер чисто выбритый подбородок. Тактические победы это хорошо. Но у нас наметилась более серьезная, стратегическая проблема. Император.
Стриженов замер. Его рука с указкой застыла в воздухе.
Весь его показной энтузиазм мгновенно испарился, сменившись напряженным, почти испуганным вниманием. Он медленно опустил указку на стол. Бурцев за спиной Кагановича даже не шелохнулся.
Вопрос повис в бархатной тишине кабинета, тяжелый и холодный, как клинок гильотины.
Александр Четвертый категорически не поддерживает наш законопроект, произнес Стриженов, и его голос, до этого уверенный, стал на тон ниже.
Хотя мы и называем это «частичным послаблением регулирования», добавил Бурцев сухо, не меняя позы. Его голос был лишен интонаций, как у автоматона. Для благозвучия.
По сути, это полная отмена контроля, кивнул Стриженов, признавая очевидное. И Император это прекрасно понимает. Каганович отошел от стола и начал медленно прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину. Мягкий персидский ковер полностью скрадывал звук его шагов. Он двигался бесшумно, как крупный хищник.
Род Васнецовых поддерживает нас. Это хорошо. Но их поддержка имеет свою цену.
Род, в которым руководит единственный ныне живущий Грандмагистр, с оттенком почтительного страха произнес Бурцев, впервые проявив нечто похожее на эмоцию. Василий Игнатьевич Васнецов. Сто двадцать лет, а все еще молод душою.
И у них есть прямой, незамутненный финансовый интерес в нашей афере, Каганович почти выплюнул последнее слово, словно оно имело дурной вкус. Они владеют тремя крупнейшими алхимическими и фармацевтическими фабриками в Империи. Отмена лицензирования увеличит их прибыли в десятки раз.
Но Император стоит на пути, Стриженов вернулся к суровой реальности, его взгляд снова упал на карту. И Васнецовы они предлагают его нейтрализовать.
Последнее слово он произнес почти шепотом.
Повисла тяжелая, гнетущая пауза. Старинные часы на каминной полке, до этого незаметные, вдруг начали отбивать секунды с оглушительной ясностью.
Каганович замер посреди кабинета. Бурцев остался неподвижен. Слово «нейтрализовать» повисло в воздухе. Оно означало не отставку, не шантаж и не компромисс. Оно означало только одно.
Нейтрализовать, медленно, словно пробуя слово на вкус, повторил Каганович. Интересный эвфемизм. Что конкретно они имеют в виду?
Сначала убеждение. Экономическое давление, политические манипуляции, Стриженов пожал плечами с видом человека, обсуждающего рутинный бизнес-план. Если не поймет с первого раза
То поймет с последнего, закончил за него Бурцев. Его голос остался таким же ровным и безжизненным.
Они из ума выжили, зло произнес Каганович, как они собираются разобраться с силовыми министерствами? Князь Дубровин, глава Имперской Службы Безопасности, как и князь Кутузов министр обороны, преданы императору!
Говорят, что у них есть план, осторожно заметил Стриженов, я недавно разговаривал с их полномочным представителем.
План скептически протянул Каганович, мы по лезвию бритвы ходим. Один неправильный шаг, на эшафоте закончим все у них просто.Они же были инициаторами плана с этим ты понял о ком я?
Они, кивнул его собеседник, но вы же знаете зачем
Знаю, прервал его Каганович, устрой мне с ними встречу. Пора поговорить серьезно. Пока слишком велик риск. А я привык действовать наверняка. И пока я не взвешу все «за» и «против» ничего конкретного предпринимать не буду. Это ясно?
Я понимаю, Стриженов аккуратно собрал свои бумаги в папку. Разрешите идти?.
Каганович молча кивнул. Когда тяжелая дубовая дверь за молодым чиновником закрылась, он повернулся к Бурцеву.
Следи за ним. Он слишком амбициозен.
Как и все молодые, философски заметил Бурцев.
Молодость это болезнь, которая проходит с возрастом, произнес Каганович, снова глядя на карту. Вопрос в том, доживет ли он до выздоровления.
Глава 5
Владимир. Здание Региональной Гильдии Целителей. Кабинет главы.Полированный палисандр стола отражал панические метания Магистра Аркадия Платоновича Журавлева. Он ходил по своему кабинету, как загнанный в клетку зверь.
Его обычно идеально уложенная прическа растрепалась, дорогой шелковый галстук съехал набок, а лицо приобрело нездоровый, багровый оттенок. Толстый персидский ковер глушил звук его шагов, но не его ярость.
Напротив, в глубоком
кожаном кресле, сидел Магистр Павел Андреевич Демидов. Сложив пальцы домиком, он с плохо скрываемым беспокойством наблюдал за своим начальником.
В Муроме творится какой-то беспредел! Журавлев со всей силы ударил кулаком по столу. Фарфоровая чернильница подпрыгнула. Хаос! Абсолютный, неконтролируемый хаос! И никто, НИКТО не может мне толком объяснить, что там происходит!
Аркадий Платонович, может, вы преувеличиваете масштаб проблемы? осторожно предложил Демидов, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
Преувеличиваю Журавлев резко развернулся к нему, его глаза горели смесью бешенства и плохо скрытого страха. Мне звонили сегодня утром! Лично! Ты знаешь кто! Из столицы! И они спросили, Журавлев перешел на зловещий шепот, передразнивая ледяной тон столичного вельможи, они спросили: «Аркадий Платонович, почему до меня доходят слухи, что вы потеряли контроль над рядовым провинциальным городом из вашей юрисдикции?» Ты понимаешь, ЧТО это значит?