Это многое изменит, ответил я холодно. Итак, Ашот Мурадян. Ваши люди его избили?
Да выдавил Мкртчян. Да, черт возьми! Он был должен деньги! Но я потребовал их обратно немедленно потому что мне нужен был повод.
Повод. Значит, дело не в деньгах. Деньги были лишь спусковым крючком.
Повод для чего?
Для наказания, его голос стал чуть увереннее, словно объяснение собственной логики придавало ему сил. К нему в шаурмичную зачастили люди Арутюнянов. Я не мог допустить, чтобы эта точка стала их плацдармом в моем районе.
Нельзя было просто спросить его, на кого он работает?
Он посмотрел на меня как будто я сказал что-то дикое.
Думаешь, он бы сказал мне правду? Лекарь, в нашем деле никому нельзя доверять. У меня опасный бизнес. Лучше перестраховаться. К тому же деньги он и правда занял немалые. Вряд ли бы отдал. А работать на меня он не хотел. В грязные дела не лез никогда, хотя там бы мог подняться хорошо. С его-то характером, в его голосе прозвучало что-то похожее на кривое, уродливое уважение. А так получается либо мой, либо ничей.
Я слушал его, и во мне не было ни гнева, ни отвращения.
Только холодный интерес профессионала, изучающего архитектуру больной души. Его логика была безупречна в своей порочности. Он не видел в Ашоте человека.
Он видел в нем ресурс, территорию, фигуру на шахматной доске. И поскольку фигура отказалась играть по его правилам, он просто смахнул ее с доски. Удивительно простая и страшная логика.
Приказ отдавали лично? мой голос был ровным, безэмоциональным.
Да! Арсену сказал тряхнуть как следует! Чтобы понял, кто в районе хозяин!
Кто именно наносил удары? Кто бил?
Не знаю Арсен набрал каких-то пацанов с улицы Трое их было или четверо Я в такие дела сам не лезу.
Есть.
Прямое признание в организации. Связь с исполнителем. Для Громова этого более чем достаточно, чтобы зацепиться и раскрутить всю цепочку. Дело сделано.
Этого достаточно, сказал я вслух.
Я встал. Допрос был окончен.
Шах и мат. Теперь оставался последний штрих. Немного театральности, чтобы урок усвоился навсегда.
Я посмотрел не на Мкртчяна, а в потолок палаты. И громко, четко произнес в пустоту:
Слышали? Записали?
Именно в этот момент, словно по команде, дверь палаты бесшумно открылась.
Вошли двое. Первым был капитан Громов, его лицо было непроницаемым, как гранит. За ним следовал молодой сержант в форме, который сжимал в руке небольшой, поблескивающий диктофон.
Мкртчяна будто ударило током.
Он дернулся насколько вообще мог дернуться парализованный человек.
Легкий спазм прошел по мышцам его лица, глаза расширились от ужаса, когда он перевел взгляд с меня на вошедших полицейских и обратно.
Он все понял. Это была не просто беседа. Это была ловушка.
Идеальный расчет времени, капитан. Я одобрительно кивнул Громову. Как и договаривались.
Артур Мкртчян, официально, без тени эмоций произнес Громов, подходя к кровати. Вы арестованы по обвинению в организации покушения на убийство с нанесением тяжких телесных повреждений. Ваше полное признание записано и будет приобщено к делу. Как только господин лекарь Разумовский даст разрешение, вы будете переведены в медицинский блок следственного изолятора.
Через неделю будет транспортабелен, сообщил я Громову, не глядя на Мкртчяна. У него ранний послеоперационный период, плюс необходимо закончить курс лечения основного заболевания. Раньше нельзя, швы могут разойтись.
Ты ты меня обманул едва ворочая губами, прошептал Мкртчян, глядя на меня с бессильной ненавистью.
Обманул?
Я встретил его взгляд. Ну вот так. Я просто использовал правду как скальпель. А ты оказался опухолью, которую нужно было удалить.
Громов проигнорировал его реплику, словно ее и не было. Он склонился чуть ниже, чтобы Мкртчян хорошо его слышал, и произнес приговор.
Вашего признания и показаний потерпевшего, он едва заметно кивнул в сторону койки Ашота, будет более чем достаточно для обвинительного приговора. Учитывая ваш послужной список, рассчитывайте лет на двадцать строгого режима. Если повезет. Ваших подельников тоже арестуют. У входа в палату будет дежурить охрана. Можете начинать наслаждаться заключением.
Они вышли. Дверь за Громовым и его сержантом тихо щелкнула, отрезая меня от мира закона и протокола. Я остался наедине с Мкртчяном, в пространстве, где действовали только мои правила.
Действие лекарства снова набирало силу. Его губы уже еле шевелились, последние остатки контроля утекали, как песок сквозь пальцы. Он бы и хотел вымолвить проклятие, угрозу, хоть что-то, но из горла вырывался лишь бессильный хрип.
Я смотрел на него. На его глаза, полные бессильной ярости.
Кстати, о вашей болезни, сказал я, возвращаясь к кровати. Мой голос был спокойным, почти лекторским. Синдром Черджа-Стросс требует пожизненной, агрессивной терапии. Без лечения мучительная смерть в течение года. С лечением можете прожить еще лет тридцать. И я, как и обещал, начал ваше лечение. Немедленно.
Я сделал паузу, давая ему осознать мои слова.
Собственно говоря, продолжил я. То, что вас парализовало, это не осложнение болезни. Это прямое действие очень эффективного лекарства, стабилизированного магией. «Эгиды-семь». У него есть такая побочка, да. Ну, вы теперь сами понимаете, почему ее в общей практике не применяют. Но у вас особых вариантов не было. Если вы конечно хотите жить.