Глава 3
В проёме показалась сгорбленная фигура. Я разглядел пару стоптанных, но крепких сапог, затем полы простого, латаного кафтана. Это был тот самый старик. Он вошёл в комнату, и его взгляд тут же упал на моё распростёртое на полу тело.
Господин Всеволод! в его голосе было столько неподдельного ужаса, что я на секунду сам почти поверил в свою трагическую кончину. Что же вы! Вам нельзя вставать!
Он бросился ко мне, опустился на колени на грязный пол. Его морщинистое лицо было искажено тревогой.
«Господин? пронеслось в моей голове, пока я изображал предсмертные хрипы. Этот старик думает, что я его господин? Глядя на эту комнату, я не уверен, для кого из нас это большее оскорбление».
Господин, очнитесь! Святые угодники, что же это он пытался приподнять меня за плечи. Его руки были мозолистыми, кожа сухой и грубой, как кора старого дерева, но прикосновение было на удивление бережным.
Я решил, что пора выходить из образа «трагически скончавшегося наследника» и переходить в образ «наследника, находящегося в состоянии крайней неадекватности». Я застонал. Тихо, жалобно, как и положено хилому подростку.
Где я? прохрипел я, используя свой новый, чужой и до неприличия высокий голос. И, чтобы добавить драмы, спросил: Кто ты?
Это сработало идеально. Лицо старика исказила гримаса такой скорби, будто я только что сообщил ему о скоропостижной кончине его любимой коровы.
Эх, беда хворь никак не отпустит разум ваш, молодой господин, прошептал он, с невероятным усилием помогая мне подняться. Это я, Тихон. Слуга ваш верный. Неужто не помните?
Я позволил ему довести себя до кровати. Этот короткий путь показался мне восхождением на Голгофу. Моё новое тело совершенно не слушалось. Ноги подгибались, голова кружилась. Моё сознание инженера, привыкшее к контролю, испытывало острое унижение от того, что его, как мешок с картошкой, ведёт под руку древний старик. Моё достоинство, казалось, осталось лежать где-то на полу, рядом с дохлым пауком.
Тихон уложил меня на это соломенное орудие пыток и укрыл колючим одеялом с такой заботой, будто я был последним представителем вымирающего вида. В каком-то смысле, так оно и было. Пора было начинать «допрос», пока он был в этом благодушном и встревоженном настроении. Я посмотрел на него самым растерянным взглядом, на который был способен (что, впрочем, не требовало особых актёрских усилий).
Тихон?.. прохрипел я, изображая, что с трудом ворочаю языком. Прости в голове туман Словно всё вымело. Эта хворь Что со мной было?
Старик сел на грубый табурет у кровати. Его морщинистое лицо выражало глубочайшее сочувствие.
Ох, господин Трясучка вас скрутила, злая хворь, начал
он своим скрипучим, как несмазанная телега, голосом. Три дня тому назад вы из поселения вернулись ни кровинки в лице. Молчали, на вопросы не отвечали. А ночью как началось! Затрясло вас, заметались, жар такой, что к кровати не подойти. Я уж думал, всё, отходит молодой господин
Я бредил? осторожно спросил я, пытаясь направить разговор в нужное русло.
Тихон энергично закивал.
Ещё как, господин! Кричали всё, да слова непонятные, не наши. Про какую-то «плазменную нестабильность» и «коэффициент расширения» Бесовщина, прости Господи, он торопливо перекрестился. Я уж думал, демоны в вас вселились.
Я мысленно застонал. Отлично. Мой предсмертный анализ отказа оборудования здесь приняли за одержимость. Моё научное наследие в надёжных руках.
Я в деревню побежал, за знахаркой Ариной, продолжил Тихон. Она у нас по хворям главная. Пришла, поглядела на вас, пошептала что-то на ухо, травами какими-то окурила, от которых весь дом потом три дня вонял
«Ага, подумал я, так вот откуда эта нотка в общем букете».
дала отвар из горьких трав, ага, вот и источник этого незабываемого вкуса во рту, и сказала, мол, теперь воля Святых, выживете аль нет. Мол, душа ваша сейчас меж мирами ходит, и вернётся ли обратно неведомо.
«Замечательно, оценил я ситуацию. Местная система здравоохранения это смесь фитотерапии, шаманизма и политики полного невмешательства. Приоритет номер один: не болеть. Никогда. Ничем. Даже насморком. Иначе эти Святые могут и не вернуть душу с прогулки».
Арина говорила, хворь эта часто на сильных мужей нападает, с ноткой гордости добавил Тихон. Ваш покойный батюшка, боярин Демьян, царствие ему небесное, бывало, такую трясучку на ногах переносил, только крякнет да квасу выпьет А вот матушка ваша, боярыня Елена она слабее была старик вдруг осёкся, его голос дрогнул. Он посмотрел на меня, испугавшись, что расстроил «больного».
Я сделал мысленную пометку. Отец: боярин Демьян, покойный. Статус: высокий, раз мог переносить «трясучку» на ногах. Мать: Елена, тоже покойная, тема чувствительная. Вывод: я круглый сирота. Это многое объясняет.
Я прикрыл глаза, изображая слабость. На самом деле я просто пытался скрыть взгляд человека, чей мозг лихорадочно обрабатывал и каталогизировал входящую информацию.
Вам бы подкрепиться, господин, сказал Тихон, поднимаясь. Силы нужны. Я мигом, только похлёбку разогрею.
Он вышел, а я остался один. Несколько драгоценных минут для независимой экспертизы и оценки текущего местоположения. Я снова сел, превозмогая протесты моего нового тела, и начал свой осмотр. Теперь это был не просто испуганный взгляд, а холодный анализ инженера.