О, вы хотите, чтобы я дал вам информацию о себе как противоядие? я театрально всплеснул руками. Хорошо. Держите ваше противоядие.
Моё лицо стало абсолютно серьёзным, почти пророческим.
Моя природа природа моего дара соткана из чистого, лучезарного света. Как солнышко над этим тёмным, хмурым миром.
Она слушала, и на её лице отражалось полное недоумение.
А вот я поднял указательный палец и очень медленно, почти церемониально, коснулся им её груди в районе сердца. мой лучик, который светит прямо в ваше сердечко.
Я убрал палец.
Теперь вы заражены, княжна. Но не ядом. А моим светом. Всего хорошего.
Я улыбнулся ей самой светлой, самой искренней и самой безумной улыбкой, на которую был способен. А затем, не дожидаясь её реакции, я просто развернулся и пошёл прочь по коридору, оставив её стоять посреди толпы студентов с выражением абсолютного, тотального ошеломления на лице.
Вера Оболенская осталась стоять, как громом поражённая. Её хитрый ум, привыкший к интригам, политике и намёкам, просто не смог обработать то, что только что произошло. Я не играл по её правилам. Я играл в свою собственную, непонятную, сумасшедшую игру.
Она медленно опустила взгляд на то место на своей груди, которого я коснулся. Затем снова посмотрела мне вслед. В её глазах больше не было ни хитрости, ни расчёта. Только чистое, незамутнённое изумление.
Я уходил, чувствуя её взгляд на своей спине. Я не знал, что она сделает дальше. Станет ли она моим врагом или чем-то ещё. Но одно я знал точно. Она запомнит этот разговор на всю жизнь.
Я шёл по коридору, и улыбка не сходила с моего лица. И откуда только это из меня идёт? Сам поражаюсь Я не планировал этого. Слова, жесты всё приходило само. Я просто чувствовал, как нужно говорить, как нужно себя вести в этом обществе Ну и, конечно, было очень даже забавно так пофлиртовать.
Так, сегодня вторник. «Боевые Трансформации» сейчас. Занятия с ректором в 14:00.
Значит, сначала общая практика.
Я посмотрел на номер аудитории или, точнее, полигона. П-3. Судя по карте лекаря, это был один из больших тренировочных залов в подвальном уровне Южного Крыла.
Я направился туда. Чем ближе я подходил, тем отчётливее слышались глухие удары, хлопки и выкрики.
Я нашёл нужную дверь. Она была приоткрыта. Я заглянул внутрь.
Это был огромный зал с высоким потолком и стенами из серого, испещрённого отметинами камня. По всему залу были расставлены тренировочные манекены. Два десятка студентов моего курса, разбившись на пары, отрабатывали какие-то приёмы.
Я увидел, как один парень превратил свои руки в каменные кувалды и с грохотом разнёс манекен. Другая девушка вытянула из пальцев тонкие, острые ледяные иглы и метнула их в цель.
Преподавателем был суровый, мускулистый мужчина с бритой головой и шрамом через всё лицо. Он был одет в простую кожаную безрукавку и штаны. Это был магистр Громов, известный своей
жёсткостью и презрением к аристократическим неженкам.
Я понял, что опоздал.
Я сделал глубокий вдох и вошёл в зал.
В тот момент, как я переступил порог, все разговоры и тренировки стихли. Все до единого студента обернулись и уставились на меня. Даже магистр Громов замолчал и скрестил на груди свои огромные руки, глядя на меня в упор.
Тишина была оглушительной. Они все ждали.
Княжич Воронцов, пророкотал наконец магистр Громов, и его голос был похож на скрежет камней. Какая честь. Решили почтить нас своим присутствием. Опоздание на десять минут.
Он подошёл ко мне. Он был на голову выше и в два раза шире. От него пахло потом и сталью.
У вас есть оправдание? Или вы думаете, что ваша новая репутация даёт вам право игнорировать правила?
Он стоял и ждал моего ответа. Вся группа смотрела на нас. Среди них я увидел и Родиона Голицына. Он смотрел на меня с откровенным злорадством, предвкушая моё унижение.
Я посмотрел на него снизу вверх. Он был похож на гору. Любая попытка дерзить ему закончилась бы плохо.
Нет, я и не думал делать это нарочно просто э-э я на мгновение запнулся, делая вид, что ищу оправдание.
А затем я посмотрел ему прямо в глаза.
Просто мне доверено одно дело. Важное дело, выходящее за рамки простого обучения. И это дело меня несколько отвлекло. Я сделал паузу. Я прошу прощения за опоздание, магистр. Могу я присоединиться к уроку?
Мои слова были выверены. Я извинился, проявив уважение. Но я также дал понять, что моё опоздание было связано не с ленью, а с чем-то важным. С чем-то, о чём он, простой преподаватель, знать не может.
Магистр Громов нахмурился. Он был не из тех, кто верит в отговорки. Но мой уверенный тон и намёк на «важное дело» его смутили. Он не мог знать наверняка, блефую я или нет. Наказывать меня сейчас, когда вся Академия гудит о моём новом статусе, было бы рискованно.
«Важное дело» прорычал он. Ладно. Прощаю на первый раз. Но чтобы это было в последний.
Он отошёл от меня.
Раз уж вы пришли, Воронцов, не будете же вы стоять в стороне.
Он обвёл взглядом студентов, которые всё ещё смотрели на нас.
У нас как раз есть один студент без пары.
Он указал на Родиона Голицына, который стоял один, так как его обычные «партнёры» побоялись к нему подходить. Лицо Родиона исказилось.