Достаточно, выдохнул князь. Он тоже был мокрый от пота.
Я повернул голову. И увидел.
Бледность с лица Лины ушла. На её щеках появился лёгкий румянец. Её дыхание стало ровным и глубоким. Её эфирное поле, которое до этого было тусклым и рваным, теперь сияло ровным, тёплым светом. Моим светом.
Она была спасена.
А я лежал, абсолютно бессильный, и чувствовал, как сознание начинает медленно угасать. Я проваливался в темноту.
Темнота, в которую я провалился, не была пустой.
Мне приснился сон.
Я не был человеком. Я был потоком. Искрой света. Я летел внутри гигантского, бесконечного Древа. Внутри Сети. Вокруг меня проносились миллиарды других искр, других душ.
Я видел ветви, уходящие в бесконечность, и на каждой из них листья. Каждый лист был целым миром. Один сиял яркой магией, другой был холоден и пуст, третий состоял из чистой музыки.
Я летел, ведомый каким-то внутренним резонансом. Из одного листка мира Алексея в другой.
И я оказался там.
В своём мире.
Я видел его со стороны. Цех. Гудит станок. Пахнет маслом. И у станка стоит он. Петя Сальников. Моё тело. Моя прошлая жизнь.
Он работал. Уверенно, привычно. А потом остановился, вытер руки ветошью, повернулся к своему коллеге, старому мастеру дяде Коле, и что-то сказал. Дядя Коля рассмеялся. И Петя тоже улыбнулся. Широкой, простой, немного уставшей, но счастливой улыбкой. Он был на своём месте.
И тут он вдруг замер.
Его улыбка исчезла. Он медленно поднял голову и посмотрел прямо на меня. Сквозь миры, сквозь пространство. Будто он заметил, что за ним кто-то смотрит. В его глазах не было узнавания. Был только вопрос. Кто ты?
От этого взгляда я резко проснулся.
Я открыл глаза.
Я лежал в кровати. Не на каменном столе. А в мягкой, удобной кровати с чистыми простынями. Комната была незнакомой, но уютной. Стены обшиты деревом, в углу небольшой камин.
Я был слаб. Очень слаб. Тело было ватным и отказывалось слушаться.
Я повернул голову. На стуле рядом с кроватью сидел Пётр Шуйский. Он, кажется, дремал.
А у окна, глядя на улицу, стояла Лина.
Она была жива. Здорова. Она обернулась, почувствовав, что я проснулся.
Очнулся, она улыбнулась. Улыбка была слабой, но искренней. С возвращением, Алексей.
Она подошла к кровати.
Ты проспал два дня.
Два дня?.. Надо же мой голос был тихим и хриплым.
Я посмотрел на неё, на её живое, здоровое лицо. Воспоминания о том, как она лежала бледная на столе, а так же об этом сне, были ещё слишком свежими.
Жизнь жизнь странная, удивительная штука, согласись?
Я едва улыбнулся.
Как я закашлялся, горло пересохло. как ты?
Я с усилием поднял свою, всё ещё слабую, руку и очень аккуратно взял её за руку.
Я очень волновался за тебя
Лина не отняла свою руку. Наоборот, она сжала мои пальцы. Её ладонь была тёплой.
Теперь теперь я в порядке, сказала она тихо, и в её зелёных глазах блеснули слёзы. Благодаря тебе.
Она села на край моей кровати.
Старый князь Шуйский сказал что ты отдал мне почти половину своего эфира. Что ты чуть не умер. Ради меня.
Она смотрела на меня, и в её взгляде больше не было ни весёлой беззаботности, ни страха. Было что-то другое. Глубокое. Серьёзное.
Почему, Алексей? прошептала она. Зачем ты это сделал?
Пётр Шуйский на стуле зашевелился и открыл глаза, но, увидев нашу сцену, не стал вмешиваться, просто молча наблюдал.
Она ждала ответа.
Я
Я не мог выдержать её взгляда. Я отвернулся, глядя в стену.
Это моя вина. Это всё из-за меня, из-за моих решений Прости.
Я снова повернулся к ней и посмотрел ей прямо в глаза, заставляя себя быть честным до конца.
А ещё ещё ты мне очень дорога.
Лина слушала меня, и по её щеке скатилась слеза. Она быстро смахнула её.
Не говори глупостей, сказала она, и её голос дрогнул.
Это не твоя вина. Мы все знали, на что шли.
Она сжала мою руку сильнее.
Ты ты тоже мне очень дорог, Алексей, прошептала она, и её щёки залил румянец. Очень.
Пётр Шуйский, сидевший на стуле, деликатно откашлялся и поднялся.
Я я пойду, принесу вам чаю, пробормотал он и вышел из комнаты, оставляя нас наедине.
Мы остались вдвоём. Её тёплая рука в моей. Тишина, полная невысказанных слов.
Дверь снова открылась. Но это был не Пётр.
На пороге стоял старый князь Шуйский. Вид у него был серьёзным.
Прошу прощения, что прерываю, сказал он. Но у меня новости. Из Академии.
Мы с Линой тут же напряглись.
Только что прибыл гонец от ректора Разумовского, продолжил старик. Сегодня утром Совет Родов собрался на экстренное заседание. По поводу событий той ночи.
Он посмотрел на меня.
Твой отец, князь Дмитрий, и князь Голицын они обвинили тебя. Во всём. В том, что ты в сговоре с «Химерами». В том, что ты убил Костю Шуйского, чтобы скрыть следы. И в том, что ты похитил княжну Полонскую.
Лина ахнула.
Но это же ложь!
Ложь, кивнул старик. Но ложь, подкреплённая силой двух Великих Родов. Они требуют твоего немедленного ареста и суда.
Он сделал паузу.
Ректор Разумовский и князь Полонский выступили против. Но их голосов недостаточно. Совет раскололся.
Он посмотрел на меня, и в его глазах была тревога.
Академия на грани гражданской войны. А ты, княжич ты теперь официально самый разыскиваемый преступник в Империи.